Обратная сторона луны (джен)

Вторник пролетел очень быстро — возможно, потому, что оказался невероятно плотно наполнен событиями: утром Скабиора разбудила сова с приглашением к миссис Монаштейн, где он и провёл почти полдня, знакомясь с семейным целителем, мистером Ардалом Маллетом, и обсуждая с ним, с хозяйкой и с неизменными господами Ллеувеллином-Джонсом и О’Харой (по доброй ирландской традиции он неожиданно оказался означенному целителю шурином) завтрашнее слушание. И чувствовал он себя сейчас не в пример лучше прежних своих визитов — настолько, что О’Хара даже попенял ему за избыточную, с его точки зрения, самоуверенность, совершенно неуместную в нынешней ситуации. Скабиор покивал, пообещал в среду настроиться соответственно — и объяснил, что очень верит в успех и потому не может не радоваться, что они уведут волчат у аврората из-под самого носа. За что заслужил неодобрительный взгляд Ллеувеллина-Джонса — и постарался впредь сдерживаться, хотя это оказалось и очень непросто.

Заседание малого состава Визенгамота было назначено на десять утра — видимо, из сострадания к судьям — однако, все остальные участники собрались в зале под номером десять на полчаса раньше и успели осмотреться и успокоиться, и к началу процесса были уже собранны и серьёзны. Как им сесть, они обсудили ещё накануне, и, в соответствии с этим, в центре их небольшой группы сидела миссис Монаштейн всё в той же пыльно-розовой мантии. Скабиор занял место в следующем ряду, прямо за ней: потому что со своих мест «волчата» наверняка будут смотреть на единственного им знакомого человека в зале — на него, и окружающим будет очень непросто разобрать, на кого именно направлен их взгляд. По бокам от миссис Монаштейн сели О’Хара и Ллеувеллин-Джонс, оба с очень сосредоточенными, полными сочувствия и немного печальными лицами, а семейный целитель устроился рядом со Скабиором.

Тав МакДугал, пришедший чуть позже и заявленный свидетелем обвинения, занял место через проход от них.

Пресса — крайне немногочисленная и представленная самим главным редактором «Пророка» Юэном Аберкромби, сопровождающей его Ритой Скитер да её вечным фотографом Бозо — скромно располагалась в углу и явно старалась привлекать к себе как можно меньше внимания.

Без четверти десять приставы ввели в зал обвиняемых, руки и ноги которых были скованы цепями — и, усадив их в кресла и дополнительно приковав к ним зачарованными цепями, встали по двое рядом с каждым из них. Те выглядели бледными, перепуганными, настороженными — и сразу же попытались взяться за руки, но никто, разумеется, не позволил им этого сделать, да и сами кресла стояли слишком далеко друг от друга. А ещё на них надели слишком большие и широкие для них робы — и они выглядели младше и трогательнее, чем в тех, что были им по размеру. А ещё их вымыли и как следует причесали — а волосы девушки даже заплели в две аккуратных косички — и сейчас Сколь и Хати и вправду казались почти детьми.

Наконец, через боковой служебный вход начали заходить представители различных департаментов министерства: мадам Спраут с мистером Квинсом, её идеологические противники и коллеги из Бюро регистрации оборотней, и специалисты из Департамента Волшебного Транспорта, которых представляли Перси Уизли и его секретарь.

Следом за ними появился и сам пострадавший: Маркус Белби вошёл в сопровождении своего юриста и занял соответствующее место в первом ряду.

Только тогда в зал, чеканя шаг, вошли Гарри Поттер, Леопольд Вейси, Малькольм Бэддок и те авроры и ударники ДМП, что первыми ворвались на склад. И, наконец, Гермиона Уизли, которая поспешила расположиться за столом обвинителя и ещё раз бегло изучить материалы, а Поттер и остальные устроились на обычном месте представителей аврората, в первом ряду. Поттер и Бэддок выглядели спокойными и собранными, а вот Вейси казался расстроенным и усталым, и буквально упав на скамью, тут же уткнулся в бумаги.

На самом же деле, хотя вида Леопольд Вейси не подавал, с самого утра он чувствовал себя отвратительно: его мутило, и никакие зелья почему-то ни капли не помогали, и у него отвратительно ныл затылок. И единственное, чего ему сейчас хотелось, это упасть на кровать в какой-нибудь тёмной комнате, свернуться клубком, прижать к себе кого-нибудь тёплого и живого — просто потому, что его всегда успокаивало ощущение мягкого женского тела рядом — и уснуть. Но не пойти на это заседание он, конечно, не мог — поэтому он просто сидел, время от времени незаметно засовывая в рот мятные пастилки, от которых на некоторое, к сожалению, очень короткое время тошнота слегка отступала.

Поттер же, знать ничего не знавший о его состоянии, с некоторым удивлением отметил, что Вейси, оказывается, отнюдь не такой бездушный карьерист, каким начал казаться ему в последнее время. Похоже, ему тоже было не слишком приятно видеть, как судят этих детишек, оказавшихся в этом деле в роли козлов отпущения.

Ровно в десять часов секретарь ударил в гонг и, призвав всех к порядку, сообщил о начале судебного заседания и пояснил, что слушается дело об ограблении Маркуса Белби, и слушается оно малым составом Визенгамота, после чего попросил всех встать — и возвестил о прибытии членов суда. Присутствующие подчинились — а замешкавшихся волчат приставы рывком, чуть ли не за шкирку подняли на ноги.

В зале начали появляться судьи. Двенадцать человек, облаченные в мантии цвета сливы с буквой «М» на груди: они входили и по одному, и по двое, и по трое, и, поднявшись на огороженное перилами возвышение, где стояли судейские скамьи, рассаживались свободно, раскладывая на столах бумаги и негромко друг с другом переговариваясь.

Первой появилась Августа Лонгботтом — с собранными в строгий пучок седыми волосами, она решительно прошла на своё место, то самое, которое занимала всегда, и села, коротко кивнув всем присутствующим. Следом за ней появился Огден, плотный плечистый мужчина с седеющими густыми волосами, густыми бровями и крупным носом — спустился, тяжело ступая по жалобно скрипящим под его ногами ступеням, сел на пару рядов выше и заметно правее, если смотреть со стороны обвиняемых, открыл одну из принесённых с собой папок и углубился в чтение, время от времени брезгливо кривя губы и морща лоб.

Затем появились двое: мистер Гринграсс, немолодой, статный и элегантный даже в архаичной судейской мантии, и миссис Флетвок, высокая, с прекрасной фигурой, немолодая уже женщина с очень короткими волосами и яркими большими глазами. Они устроились в центре и даже не подумали заглянуть ни в какие бумаги, оживлённым шёпотом обсуждая что-то весьма, похоже, их развлекавшее.

Потом вошли ещё трое: Оллертон, глава компании по производству «Чистомётов», плотный, если не полный, мужчина с острым подбородком и маленькими, глубоко посаженными глазами; Спадмор, производитель «Молний», невысокий лысоватый блондин средних лет, совершенно не выглядящий человеком, совершившим практически революцию в конструкции мётел; и Хортон, владелец и производитель «Комет», несмотря на свой возраст, жгучий брюнет с атлетической фигурой профессионального квиддичиста. Разговаривали эти трое громко — и речь совершенно предсказуемо шла о грядущем спортивном сезоне. Впрочем, войдя в зал, они замолчали — и, сев назад, на один из последних рядов, тоже не проявили ни малейшего интереса к бумагам по грядущему делу.

Следующим в зал вошёл Харкисс — человек, являющий пародию на собственный бизнес: высокий и тощий настолько, что больше напоминал обтянутый кожей скелет, нежели одного из самых крупных производителей и поставщиков продуктов в магической Британии. Он сел почти рядом с миссис Лонгботтом и, коротко кивнув ей, открыл папку и принялся за чтение, делая на полях какие-то пометки карандашом.

Сразу за ним вошла Моран — синеглазая женщина с длинными тёмными волосами, свободно спадавшими из-под судейской шапочки, маленькая, худенькая и сурово-прекрасная, словно кельтское божество, гордая дочь Ирландии, представляющая один из старинных кланов, возраст которой совершенно невозможно было определить. Она села рядом с миссис Лонгботтом — и, вежливо её поприветствовав, внимательно вгляделась в обвиняемых.

Затем появились Шаффик, темноволосый, худощавый и стройный, и Турпин, тоже высокий, стройный и элегантный рыжеволосый мужчина средних лет, оба представители уважаемых старых семей, занятых тем, что можно было бы назвать прогрессивным магическим производством. И если Шаффик был фигурой в сфере антимаггловской магической маскировки и безопасности (последние десять лет, с развитием этих маггловских штучек, проблема стала особенно актуальной), то Турпины не одно поколение, по слухам, были связаны с Отделом Тайн. Они о чём-то негромко беседовали и, раскланявшись со всеми присутствующими, устроились тоже наверху и почти что по центру, разве что немного правее, и, открыв папки и заглядывая в текст, шёпотом приступили, похоже, к его обсуждению, время от времени недовольно хмурясь и осуждающе качая головами.

Смит — Захария Смит, как он всегда подчёркнуто представлялся — слегка располневший блондин с мрачным и недовольным лицом, подсевший к старому Огдену и тоже немедленно уткнувшийся в бумаги по текущему делу, пришёл в одиночестве.

Последим в зале появился министр — и, поднявшись на председательское место, предложил всем садиться, взял молоточек и ударил в гонг.

— Начнём, дамы и господа, — сказал он. — Сегодня мы…

В этот момент вновь открылась верхняя дверь, и в неё вошёл Шеклболт, облаченный в предписанную регламентом судейскую мантию — и, поклонившись присутствующим, большинство из которых воззрились на него с крайним удивлением, проговорил покаянно:

— Нижайше прошу извинить моё опоздание, совсем забыл о временной разнице. С вашего позволения, я поприсутствую, — добавил он весело и, не дожидаясь разрешения, которое, на деле, вовсе не было ему нужно, сел неподалёку от двери.

— Мы не ждали сегодня никого больше, — скрывая своё недовольство, сказал министр. — У нас, к сожалению, нет ещё одной копии дела.

— Ничего страшного, — тут же сказал Гринграсс, переправляя Шеклболту свой экземпляр. — Мы с миссис Флетвок вполне обойдёмся одним на двоих.

— Благодарю, — приятно улыбнулся ему Шеклболт, ловя папки и открывая сразу обе. — Ещё раз прошу простить, господин председатель.

— Ну что вы, — ответил тот. — Вы ведь так заняты… Мы польщены, что вы нашли время к нам присоединиться. Итак, дамы и господа…

Пока председатель зачитывал обвинение, Поттер внимательно рассматривал всех присутствующих. Никаких сюрпризов… разве что, Белби казался странно задумчивым и глядел на обвиняемых так пристально и внимательно, что те даже заметили его взгляд и пару раз настороженно на него обернулись. В остальном все вели себя вполне предсказуемо: Гринграсс, несмотря на всю свою либеральную и прогрессивную репутацию, хмурился и смотрел на «волчат» весьма неприветливо, Харкисс уже, кажется, исписал все поля и невесть откуда извлёк чистый лист, перенеся свои заметки туда, Оллертон, Спадмор и Хортон глядели с куда большим сочувствием на Белби, нежели на обвиняемых…

А те, не отрываясь, смотрели на Скабиора, единственного знакомого им здесь человека. Расчёт Ллеувеллина-Джонса оказался верен: со стороны и вправду казались, что смотрят они на свою тётю, которая тихо сидела на своём месте и с молчаливой тоской и любовью смотрела на своих «племянников», комкая в руках тонкий носовой платок. Она не охала, не плакала и даже не всхлипывала — просто смотрела на них и смотрела, и казалась просто убитой горем немолодой и не очень здоровой женщиной, буквально раздавленной происходящим, однако всё-таки нашедшей в себе силы прийти сюда, чтобы хотя бы попробовать поддержать детей.