Обратная сторона луны (джен)

Дома Скабиора ждало ещё четыре письма — которые, едва сдерживая смех, и отдала ему Гвеннит, впрочем, перестав смеяться, когда разглядела выражение его лица.

— Что-то случилось? — спросила она, встревоженно заглядывая ему в глаза.

— У меня — нет, — со вздохом признался он. — Но настроения мне это не поднимает… ладно — давай поглядим, что тут. И отвлечёмся…

Два письма снова были от родителей новообращённых — только сейчас они уже не показались Скабиору смешными. А вот третье его изумило — потому что оно тоже было от несчастных родителей… вот только подросток был вовсе не оборотнем, а, судя по всему, обычным придурком. Довольно богатым, судя по качеству пергамента, на котором всё это было изложено, придурком. Имя волшебников, стоящее в подписи, ему ничего не говорило — но он и не был знатоком приличных британских семейств.

Скабиор перечитал письмо ещё раз, а потом ещё — нет… для розыгрыша оно было слишком глупым. А когда что-то слишком глупо для розыгрыша — оно имеет все шансы быть правдой.

Но если так — то мир определённо сошёл с ума, а он, Скабиор, ничего не понимает в людях!

Он вскрыл четвёртый конверт, надписанный знакомым ему мелким и чётким почерком. Там было приглашение — и монетка в два пенса, являющаяся порталом. Который Скабиор, подумав, активировал, крикнув Гвеннит, что вернётся, по всей вероятности, не раньше утра.

…Гостинца, в которой он оказался, снова была незнакомой — зато сам номер был привычно уже прокурен. Рита встретила его за столом, держа карандаш в одной руке и сигарету — в другой.

— Что это было? — спросила она, отрываясь от своих записей и показывая ему его собственное письмо. — Что это за грязные инсинуации в мой адрес? — добавила она язвительно. — Где я — и где благотворительность?

— Ложное предположение, — совершенно честно ответил он. — Хочу… даже не знаю, чего больше: тебя или поговорить, — сказал он, подходя к неё и нахально отбирая у неё сигарету. — Наверно, сначала всё же тебя, — решил он, подхватывая её на руки. Рита не сопротивлялась — напротив, поглядела на него с любопытством, а потом обхватила руками за шею.

— Ну, давай начнём сразу со сладкого, — согласилась она. — Представим, что мы китайцы — я не против. Ман ман чи… ⁽¹⁾

— При чём тут китайцы — расскажешь потом, — сказал он, падая вместе с ней на кровать и задирая её юбку.

Никакой нежности сейчас в нём не было и в помине — он был почти груб, едва удерживаясь на грани, отделяющей жёсткость от жестокости, однако границу эту так и не перешёл… и Рита сама удивилась тому, насколько ей это понравилось. И даже пресловутая разорванная одежда, которую она всю свою жизнь полагала пошлостью, сегодня и здесь оказалась на диво естественной.

Её одежда — потому что его так и осталась на нём. Ну, практически.

— Это было горячо, — сказала Рита, садясь и приманивая чарами к себе сигареты. — Но я, пожалуй, солгу, если скажу, что мне хочется прямо сейчас повторения. Могу я узнать, что довело тебя до такого... резвого состояния? И чем было продиктовано всё-таки это письмо?

— Ну, попробуй, — усмехнулся он, морщась от дыма — и она, взмахом палочки распахнув окно, направила дым туда. — Давай по порядку. Что ты хочешь узнать сначала?

— Даже не знаю, — протянула она, затягиваясь. — Давай сперва про письмо — я полдня уже мучаюсь. Что ты имел в виду? Какие консультации? Какая безвозмездная помощь? При чём тут, вообще, я и оборотни?

— Я полагал, что ты надо мной подшутила, — засмеялся он. — Но я ошибся — и понял это только недавно.

— Рассказывай, — потребовала она.

— Расскажу, — кивнул он, подумав. — Но сперва напомню о нашем с тобой контракте — и расскажу в рамках этого соглашения.

— Думаешь, поймал? — насмешливо спросила она. — Ну, пусть так… рассказывай, — она докурила и легла рядом с ним, завернувшись в край покрывала.

— Я решил, — начал он, стягивая с неё ткань и накладывая согревающие чары — а потом, заметив на её белой коже оставленные им царапины, принялся залечивать их. — Извини, — проговорил он с искренним сожалением. — Я не люблю кого-то калечить.

— Забудь, — отмахнулась она. — Калечить — это не так, — она засмеялась и показала на свои золотые зубы. — Вот это — калечить. А ты… я уже сказала: это было горячо. И для разнообразия — очень здорово. А от царапин и следа не останется… а ты хорошо лечишь — я впечатлена.

— Я не совсем безнадёжен, — хмыкнул он, сосредоточенно заживляя одну царапину за другой. А, закончив, вдруг попросил: — Расскажи мне про зубы. Я полагал, что ты сделала их просто, — он кашлянул смущённо, прекрасно понимая, как прозвучит то, что он собирался сказать, — для красоты. Ну, мало ли, — защищаясь, тут же добавил он, — у всех ведь своё представление о прекрасном…

Рита расхохоталась — от всего сразу: и от самого предположения, и от его смущённого вида, и от того, что ему вдруг пришло в голову пощадить её чувства:

— Ты полагаешь это красивым? — весело спросила она, скалясь и вновь демонстрируя ему все три своих золотых зуба. — Нет, милый, это решительно не для красоты… это напоминание. Прежде всего, мне самой — о том, что моя профессия отнюдь не такая безопасная, как может кому-нибудь показаться. Рассказать тебе, что случилось с их, — она щёлкнула ногтем по одному из золотых зубов, — натуральными прототипами?

— Расскажи, — кивнул он. — И давай ляжем, что ли, по-человечески, — предложил Скабиор, откидывая одеяло.

— Ну, давай, — согласилась она — и, забравшись к нему, заговорила: — Было это очень давно — лет… дай подумать… тридцать назад, наверное. Плюс-минус. Я тогда написала одну статью… сейчас бы я, пожалуй, сделала всё немного иначе — но я не могу сказать, что жалею: статья была хороша. И, — она подняла вверх вытянутый указательный палец, — правдива. Разразился скандал, погубивший парочку дутых репутаций… а меня всё-таки выследили на одном нашем мероприятии и опоили — и вот представь: просыпаюсь я в собственном номере в отеле. Всё как всегда — только я не могу пошевелиться: чары. За одной стенкой — телевизор орёт, за другой — трахаются, а рядом со мной, головой на соседней подушке, лежит труп: мужчина, тёплый ещё — как потом выяснилось, бедняга маггл — с перерезанным горлом, и матрас весь промок от крови, и я эту сырость ощущаю спиной… а я лежу — и смеюсь, потому что попалась, как глупая школьница, и мне не страшно, а просто досадно. И думаю, что, если я сейчас умру прямо здесь — то так мне и надо, ведь не предусмотреть чего-то подобного было невероятно, просто чудовищно глупо.

— Но ты не умерла там, — сказал он, когда она замолчала.

— Нет, как видишь, — кивнула она. — Я там встретилась с одним из своих героев. И это было… весьма неприятно. Ты хочешь подробностей?

— Хочу, — кивнул он. — Но не настаиваю. Тебе решать.

— Почему нет? — пожала она плечами. — Я люблю рассказывать о своих победах — а я полагаю это своей победой. Если коротко, то он сказал мне, что моя статья разрушила жизни трёх людей — и я заплачу за каждого частью себя. Потом он взял палочку и щипцы… и, в общем, должна тебе сообщить, что под Петрификусом всё прекрасно чувствуешь. Только сделать ничего не можешь, — она опять затянулась и посмотрела на него очень весело. — Но было странно… Представь: маггловский отель, я под Петрификусом, мне выдирают зубы зачарованными щипцами — а за стеной телевизор и секс чужой. И меня от них отделяет всего-то тонкая стенка — а помочь некому. На самом деле, я не боюсь боли… давно уже не боюсь, — сказала Рита, вглядываясь в лицо Скабиора. — А вот ты, похоже, побаиваешься… верно?

— Я не привык к ней, — кивнул он. — Мы редко болеем — и на нас всё очень легко заживает. Так что, да — пожалуй, боль я не люблю. Хотя терпеть доводилось. И что было потом? Не мог же он быть таким идиотом, чтобы просто тебя отпустить после этого?

— Да почему же не мог? — возразила она. — Конечно же, мог. Правда, он думал, что подстраховался, — она улыбнулась — даже сейчас очень мстительно. — Залечил лунки — так, чтоб казалось, что зубов у меня нет уже очень давно — забрал мою палочку и вызвал маггловскую полицию. А когда они начали стучать в дверь — аппарировал. Идиот, — усмехнулась она.

— И? — нахмурившись, спросил он её.

— Ну что «и»? — улыбнулась она.

— Как ты выбралась?

— Как-как… выбралась, — она повела плечами — и потянулась. — Волшебница я или нет? У меня всегда есть в запасе… что-нибудь.

— А потом? — напряжённо спросил он — Что ты сделала с ним за такое?

— Посадила, конечно, — пожала она плечами — и вновь рассмеялась, увидев выражение его лица. — Что ты так смотришь? — спросила она насмешливо. — У нас существуют аврорат, суд и законы — и я считаю, что когда они работают на тебя, их надо использовать. Так что, он сел в Азкабан… и так оттуда уже и не вышел. А я честно заплатила штраф в пятьдесят галеонов за нарушение Статута — и мне даже после суда над ним вернули похищенную палочку.

— Можно ведь было вырастить обычные зубы, — помолчав, сказал Скабиор. — Почему золотые?

— Я же сказала тебе: это напоминание. О собственной глупости и неосторожности. И о победе, — она подмигнула ему. — Да и всё равно настоящие не вышло бы вырастить ни костеростом, ни чем-то еще: ты же знаешь, уничтоженная с помощью тёмной магии часть тела не подлежит магическому восстановлению. Как видишь, быть журналистом порой бывает опасно… впрочем, я-то что — некоторые вообще исчезают: вот так каждый день видишь человека в редакции, а потом словно в воду канул. Как тот же настырный идиот Аморэн… хотя он должен был однажды нарваться, — признала она.

— Почему?

— Потому что был идиотом, — ответила она почти предсказуемо. — Смелым, хитрым — но идиотом. Никогда не умел останавливаться и намёков не понимал — а если в этом коктейле ещё и любопытство, смешанное с любовью к сенсациям в пропорции два к одному, это верная смерть для журналиста. Так и сгинул однажды — до сих пор никто не знает, куда. Однако время идёт — а я заболталась. Твоя очередь: рассказывай. Что это за история с благотворительностью и консультациями?

— Я получил несколько посланий от родителей новообращённых с просьбами о совете и помощи, — засмеялся Скабиор. — И решил сначала, что это твои шутки.

— Почему? — изумилась она. — И несколько — это сколько?

— Несколько — это пять, — ответил он. — А ещё одно было от… даже сказать стыдно.

— Я тебе дам совет: никогда не пытайся изображать чувства, которые тебе незнакомы, — сказала она с насмешкой. — Выбери вместо стыда что-нибудь более тебе свойственное: удивление, раздражение… что там ещё? Насмешку. Но стыд и ты… извини.

— Ну, хорошо, — согласился он со смешком. — Допустим, я удивлён — потому что это было письмо с просьбой совета, что делать с подростком, от вполне приличных, судя по пергаменту, людей — и никакой ликантропией там и не пахло.

— И ты после этого решил, что это я так странно шучу? — вскинула она бровь.

— Да нет — вот как раз после этого я понял, что это не ты… но было уже поздно.

— И что ты ответил? Всем им?

— Надо их объединить в какой-нибудь клуб, — сказал он. — Пусть общаются и помогают друг другу. При чём тут я?

— А их ты спросил?— покачала она головой. — Хотят ли они в клуб объединяться и вообще, хотят ли обсуждать свои семейные дела с кем-то ещё? Тебе бы понравилось, если бы тебе предложили обсуждать твою дочку с незнакомыми совершенно людьми? Ты, — она придвинулась к нему и провела ногтем по его груди, оставляя на ней белую, быстро краснеющую полоску, — почаще ставь себя на место других — и не будешь делать такие ошибки. Они же тебе написали — и…

— Да почему? — раздражённо спросил он. — Как им вообще такое в голову пришло?!

— Кристиан, — тяжело вздохнула она. — Ты… удивительно умеешь не замечать очевидные вещи. Они же тебя не знают — они никогда тебя не встречали. Всё, что у них есть — это «Пророк», в котором ты назван специалистом по практической ликантропии. А это звучит почти как официальная должность при министерстве, ты понимаешь? Они прочитали про слушанье, увидели имя эксперта — заметь, к которому прислушался Визенгамот! — и это всё, что им о тебе известно. Ну, ещё фотография, — она ухмыльнулась, — которая на сей раз вышла очень, на мой взгляд, милой. Возможно, кто-то из них вспомнил другие статьи про тебя — и про этого великолепного лося, которого ты так трогательно спасал, и про общественные работы — потому что оборотня с брусчаткой забыть невозможно. Ты понимаешь, что ты буквально на их глазах прошёл путь от бывшего преступника-егеря-пособника Грейбека до советника, — она не удержалась и фыркнула, — министерства? С их точки зрения, ты сейчас выглядишь очень приличным человеком, причём не просто приличным, а перевоспитавшимся — вот они и пишут тебе… а куда им ещё обращаться? В отдел защиты оборотней? Так они, может, и спрашивали у них совета, но кто им там может реально помочь — этот мальчик-одуванчик мистер Квинс? Не смеши меня.

— И, — помолчав, спросил он, — что ты предлагаешь мне делать?

— Я? — удивлённо переспросила она. — Ничего. Тебе же написали — вот сам и решай. Я только высказала тебе своё мнение — что им наверняка не понравится мысль рассказывать всё это кому-то ещё. Но дело твоё — это же ты у нас эксперт по практической ликантропии.

1) «Приятного аппетита», дословно «кушай не торопясь»

Вернуться к тексту