Обратная сторона луны (джен)

Как странно всё изменилось.

Когда-то — и ведь не так давно — Гвеннит бы всё на свете отдала, чтобы её родители стали прежними, чтобы им снова хотелось просто с ней разговаривать, чтобы им по-прежнему было интересно знать, что у неё происходит… Теперь же она ёрзала на стуле, больше всего на свете желая отсюда просто уйти. Ей было физически неприятно находиться здесь, рядом с ними, её раздражали и казались бестактными и неуместными любые, самые невинные их вопросы. Какое им дело до того, как она учится? Какое им дело до того, где, с кем и как она сейчас живёт на каникулах? Последних своих каникулах… Она ничего не просит у них, она уже совершеннолетняя — ей семнадцать… она вообще больше не хотела их видеть. Не потому, что злилась — злость когда-то была, но теперь прошла, и эти люди теперь просто казались ей почти незнакомыми и чужими.

— Мне пора, — сказала она, наконец, вставая.

— Гвен! — ахнула мама. — Ты только пришла… часа ещё не прошло!

— У меня дела. Мне, правда, пора.

— Но куда же… Гвен, мы все…

— Я напишу, — она увернулась, сделав вид, что не заметила намерения матери обнять её. — Всем счастливо. Пока мам, пап.

Она наспех накинула куртку и, подхватив сумку, выбежала из дома.

Снаружи ей даже дышать стало легче — она завернула за угол дома, огляделась — и аппарировала, наконец, в один из маленьких безымянных проулков, прилегающих к Лютному. Прошла пару домов и постучалась условным стуком в неприметную дверь. Там что-то щёлкнуло, Гвеннит произнесла известное ей тайное слово — дверь распахнулась, и девушка вошла внутрь.

Пройдя по узкому коридору, она спустилась по лестнице и оказалась в игорном зале. Оглядевшись, у одного из затянутых зеленым сукном столов она увидела Скабиора и только вздохнула: когда он играл в покер, мешать ему было нельзя. Но и просто так тут стоять тоже было донельзя глупо и привлекало слишком много внимания — поэтому она подошла, поздоровалась тихо, придвинула себе стул и села рядом, достала из сумки книжку и демонстративно в неё уставилась. Так было можно — он потом злился, правда, но во время игры обычно не гнал, особенно если ей удавалось сидеть действительно тихо и не мешать. А ей удавалось. А уж если он выигрывал, то мог и потом не ругаться… Но тут уж, как повезёт.

Сегодня, похоже, везло — потому что в какой-то момент он потрепал её по склоненной голове и сказал весело:

— Шампанского?

— Да, — кивнула она, осторожно взглянув на него.

— У нас перерыв, — пояснил он. — Ты ела?

— Угу, — вздохнула она. — У родителей.

— А, точно, — кивнул он рассеянно. — И как они?

— Да ну, — Гвеннит поморщилась и изобразила на лице крайнюю степень отвращения. Скабиор засмеялся и снова растрепал её волосы — жест одобрения и утешения одновременно.

— Какая у тебя миленькая подружка, — хохотнул кто-то из его партнёров. — Не хочешь поставить на кон?

Тот сделал задумчивое лицо — и покачал головой:

— Не-а. Не хочу.

Гвеннит рассмеялась — она давным-давно уже привыкла к подобным шуткам, так же, как и к тому, что в какой-то момент они вполне могут перестать быть шутками: здесь играли на всё, что угодно, и подружки были не самой экзотической ставкой. Однажды она и сама стала ею — в оправдание Скабиора можно было сказать, что он был к тому моменту уже практически до смерти пьян, как только карты держал — непонятно… а ещё что он в тот момент всё-таки выиграл партию и на этом остановился. Гвеннит тогда была потрясена и очень обижена — настолько, что убежала, едва только игра закончилась, и ночевала тогда в каком-то заброшенном сарае, благо было тепло и лето. В тот раз она всерьёз решила больше никогда не иметь дела со Скабиором — но не выдержала, конечно, и через несколько дней сама отыскала его в Лютном. Он, надо отдать ему должное, едва увидев её, сам подошёл к ней и спросил, остановившись напротив со скрещенными руками:

— Обиделась?

— Да! — сказала она зазвеневшим от нахлынувших тут же слёз голосом.

— Правильно, — он кивнул и, поморщившись, добавил: — Я был неправ. Извини.

Это было первое извинение, которое она вообще услышала от него — Гвеннит так удивилась, что тут же перестала обижаться и кивнула.

— Я был пьян, — добавил он неохотно. — Слишком пьян. Тебе не следует оставаться со мною рядом, когда я в таком состоянии.

— Ясно, — она снова кивнула и спросила: — А если бы ты тогда проиграл? Что бы было?

— Паршиво было бы, — он снова поморщился и почесал левую бровь правым указательным пальцем. — Но тебе повезло. Ладно, — он протянул руку и посмотрел вопросительно — Гвеннит шагнула к нему и обняла его, прижалась привычно лицом к его кожаному пальто. Он усмехнулся и потрепал её по голове, потом сказал:

— Я забываю порой, сколько тебе лет. Что ты ещё совсем маленькая и не можешь себя защитить. Пора исправлять это, — он взял её за подбородок и резко приподнял её лицо вверх, заставив смотреть в глаза. — Раз ты связалась со мной — а я такой, какой есть, и да, могу спьяну и сдуру тебя проиграть кому-нибудь, например — тебе следует знать, что в таких ситуациях делать. Пойдём, буду тебя учить, — он подхватил её и аппарировал в свой домик на острове.

Где начал свой первый урок самообороны для юных плакс.

— Во-первых, запомни: ты никому не принадлежишь. Ни мне, ни вообще кому бы то ни было. Ты — волчица и потому сама по себе. Это ясно?

— Но я же…

— Не надо со мной спорить! — немедленно разозлился он. — Я спросил, ясно это тебе?

— Ясно, — шмыгнула она носом. — Но разве меня кто-то послушает?

— А это зависит от того, как ты это скажешь, — ухмыльнулся он. — Так. Свободно колдовать тебе пока что нельзя — будем учиться драться по-маггловски. Иди сюда. Вставай. Запоминай: во-первых, больше, чем с двумя ты, скорее всего, пока что не справишься — так что, если их много, всё, что ты можешь сделать — это расслабиться и постараться получить удовольствие. И запомнить их получше, потому что я после найду их — ты поняла?

— Да, — кивнула она испуганно.

— Но чаще всё-таки твоим противником будет кто-то один или, возможно, двое — поэтому нужно суметь себя защитить. Драться ты толком не умеешь, поэтому запоминай. Первое и самое простое: ткнуть палочкой в глаз. Если сделать это достаточно сильно, запросто можно убить.

— Я не хочу никого убивать! — совсем перепугалась Гвеннит.

— Ну, надеюсь, когда тебя соберутся насиловать, твоё мнение переменится, — съязвил он. — Второе: использовать любое заклинание и предупредить, что ты несовершеннолетняя — следовательно, будет разбирательство в министерстве, ты потребуешь легилимента и расскажешь о нападении, их найдут — авроры в таких случаях бегают очень резво — и посадят лет на… вот не помню — десять, что ли. Это отрезвляет многих, — он усмехнулся, — но не всех. Поэтому третье: если насильник кретин и полезет к тебе целоваться — дай ему засунуть тебе в рот язык и кусай. Со всей силы. Клянусь тебе — это ОЧЕНЬ больно. Главное, сжимай зубы сильнее и ничего не пугайся — а лучше всего постарайся вообще его откусить, хотя это совсем не так просто. Ты же любишь мясо с кровью? — засмеялся он, не обращая внимания на выражение отвращения на лице Гвеннит. — Потом ткни его той же палочкой в глаз, или ногой по голени — это я тебе сейчас покажу — или сразу коленом в пах, и беги. Очень быстро беги — хотя, если укусишь качественно, ему может быть уже не до тебя.

— Он же убьёт меня, — прошептала Гвеннит.

— Может, — кивнул Скабиор, — хотя вряд ли. И наверняка не станет использовать непростительные — поэтому очень советую потренировать, как следует, в школе щитовые чары, это один из самых полезных разделов магии, а уж в Лютном-то — вообще первое дело, — он подмигнул ей и подошёл ближе. — А теперь я тебе покажу несколько самых элементарных ударов. Принцип прост: бей в лицо, шею, голень или колено. Можно в пах — но туда ещё надо попасть. Смотри.

Провозились они достаточно долго — и потом все вечера этих и следующих её каникул он будет учить её самым простым приёмам, а ещё покажет, как правильно убегать, что по улицам, что по открытой местности.

А в тот раз, когда они закончили, Гвеннит начала возиться с ужином, а Скабиор валялся на кровати, вытянувшись во весь рост, закинув руки за голову и небрежно пристроив обутые в тяжёлые башмаки ноги на спинке кровати, и продолжал рассказывать ей, как нужно себя вести:

— Покуда ты не поймёшь, что никто не имеет на тебя права, ты всегда будешь жертвой. Все в мире делятся на жертв и на хищников — и тут вопрос веры, прежде всего. Иначе тебя сожрут тут же.

— Не играй на меня больше, пожалуйста, — попросила она, нарезая курицу для рагу.

— Постараюсь, — кивнул он. — Но обещать не могу: я ведь и в этот раз вовсе не собирался. Но когда пьян и проигрываешь… тебе не понять. В какой-то момент крышу рвёт совершенно, и ставишь на кон вообще что угодно — а тут ты. Конечно, тебе бы лучше в принципе не оказываться рядом со мной в такие моменты… но ты же упёртая.

…Это было полгода назад, летом перед седьмым курсом — а сейчас были пасхальные каникулы, на которые Гвеннит приехала к Скабиору. Он поворчал, но из дома не выгнал — он вообще давно уже не пытался её выгонять, даже разрешил разгрести один из ящиков и хранить в нём что-то своё. Остальные же её вещи оставались в дорожном сундуке, который они устраивали у двери, частично перегораживая проход, но другого места в домике для него всё равно не было.

Предыдущие, рождественские, каникулы она тоже провела здесь, и само Рождество они встретили вместе — в большой, шумной, весёлой и совершенно перепившейся под утро компании оборотней, шлюх, воров и прочих сомнительных личностей — и почти всех уже Гвеннит так или иначе знала, и, как ни странно, чувствовала себя среди них совершенно нормально. Какими бы они ни были, им было наплевать на её оборотничество — а ей на то, чем они занимаются. У неё там даже подруги появились — возможно, не самые близкие, зато они не шарахались, узнав, кто она, и не глядели на неё со страхом и отвращением. Все здесь считали Гвеннит любовницей Скабиора — что он и подтверждал с удовольствием, а она тоже не возражала: в конце концов, так она чувствовала себя более защищённой… и более уверенной и взрослой. Ей льстили такие слухи — и порою казалось, что она была бы вовсе не против того, чтобы они перестали быть слухами. Однажды она даже набралась храбрости предложить это ему — подгадав момент, когда он был пьян достаточно для того, чтобы потерять некоторую часть контроля, и недостаточно для того, чтобы потерять координацию. Реакцию его она помнила потом очень долго: он её обругал в таких выражениях, каких она никогда не слышала от него ни до, ни после — и даже месяцы спустя краснела, вспоминая об этом — потом отхлестал по щекам, схватил за шкирку и, вытащив из домика, отшвырнул от двери так, что она упала футах в шести, больно ударившись о землю.

— Ещё раз так сделаешь — вообще больше не приходи сюда! — орал он, стоя на пороге и держась за дверь. — Шлюха малолетняя! В бордель иди, если не терпится!

— Я с тобой хочу-у! — рыдала Гвеннит, сидя на земле и закрывая лицо руками. — Я люблю-у тебя-а!

— Ты меня что?! — захохотал он. Подошёл, чуть покачиваясь, наклонился, взял её за волосы, не удержался на ногах, пошатнулся и упал на неё сверху, ругаясь грязно и отвратительно. — Лю-убишь? — передразнил он, кое-как поднявшись и стоя теперь рядом с ней на коленях, всё так же держа её за волосы. — Ты знать не знаешь, что это такое вообще! Какая любовь, девочка?! Да ты сбрендила совершенно! Ты даже не хочешь меня, дура незрелая! — он несильно размахнулся и ударил её по лицу ладонью. — И правильно, что не хочешь… не надо тебе такого, — он выпустил ее, наконец, и обессиленно плюхнулся рядом на землю. Гвеннит продолжала истерично и горько рыдать — он посидел-посидел и вдруг притянул её к себе и взял на руки, как ребёнка. — Ну, всё, — сказал он, прижимая её к себе и гладя по голове. — Хватит, правда… Ты просто ужасно глупая девочка — и хорошая, а вести себя пытаешься, как невесть что. Или кто. Успокойся, пожалуйста.

— За что ты меня уда-арил? — прошептала она, икая от слёз.

— Да Хель меня знает… Ты меня выбесила потому что! Сама подумай: ну я же не просто мужчина, я оборотень! А ты, на самом-то деле, очень хорошенькая, я бы даже сказал, привлекательная. Ещё и нетронутая. А я пьян. Ну вот, снесло бы мне крышу — и что бы мы с тобой потом делали? Ты зачем всё это придумала, а?

— Ты мне, правда…

— Замолчи, а? — перебил он. — Я оборотень, а не хаффлпаффский пятикурсник! Я чую, когда меня кто-то хочет. Ты — не хочешь. Что и понятно: девочки в шестнадцать лет вообще редко…

— Мне семнадцать! Я специально ждала, пока стану совершеннолетней, чтоб ты опять не сказал, что…

— Это не важно — шестнадцать, семнадцать… ты ребёнок ещё. Причём мой личный, — он засмеялся — а она замерла от таких его слов и даже зажмурилась, накрытая волной горячего счастья.

— Я — твой ребёнок? — переспросила она неверяще.

— Ну… да, — он, похоже, смутился, прижал её к себе посильнее и вдруг немного неловко чмокнул в макушку. — Ну, вроде как я тебя же воспитываю — значит, мой, и, значит, ребёнок. Так что, давай прекращай эту муть — ну отвратительно же, инцест какой-то выходит. Тьфу.

— Я не буду! — жарко прошептала она, приподнявшись и заглядывая ему в лицо. — Я просто… ты правда… я для тебя, как дочка? Правда?

— Ну, дочка, племянница… я не знаю, — он явно чувствовал себя неловко и отчаянно пытался прикрыть смущение шуткой. — У оборотней всё проще… детёныш и детёныш. Всё, прекращай, — он с силой склонил её голову себе на плечо и прижал сверху щекой. — Балда. Не будешь так делать больше?

— Нет, — она помотала головой. — Никогда.

— Могу больше не говорить о тебе так, — сказал он с неожиданной серьёзностью.

— Да нет, — она заулыбалась, — пусть… так лучше. Я правда больше никогда не буду. Ты же прав, на самом-то деле… я правда не… ну, то есть…

— Не мучайся, — он опять погладил её по голове, так и не отпуская. — Знаю я, что ты чувствуешь, а что — нет. Ничего ты такого пока что не чувствуешь, — сказал он уверенно и довольно.

— Ну, не чувствую, — согласилась она. — И мне даже обидно, знаешь… почему я…

— Всему своё время, — пожал он плечами. — Успеешь ещё. Всё! — решительно сказал он. — Идём в дом. Я с тобой протрезвел совсем, — он выпустил её и поднялся. — Луна какая! — проговорил он, глядя на яркую половинку луны, низко висящую над горизонтом. — Идём, побродим? Раз уж напиться не вышло. Тут красиво лунными ночами.

— Пойдём, — тут же согласилась она.