Обратная сторона луны (джен)

В общем, Скабиор не соврал: дело у него действительно было. Он аппарировал в лес, на окраину той поляны, где стояли сейчас лагерем Эбигейл и её волчата — и застал там только её и двоих малышей, занятых рыбой: они доставали еще трепыхающихся форелей из ведра с водой и умело добивали их ударом тупой стороны ножа по голове, а затем потрошили. Запах этой — ещё живой и уже выпотрошенной рыбы — был настолько силён, что заставил Скабиора ощутить голод. Эбигейл встала ему навстречу, а дети, остановившись было, продолжили своё дело, время от времени с настороженным любопытством поглядывая в их сторону.

— Как вы устроились? — спросил он, физически ощущая, как выветривается из него тот старческий запах — здесь, в лагере, пахло травой, лесом, землёй, костром, сырой свежей рыбой и целым букетом тех запахов, что свойственны стае волков. Так пахнет жизнь...

— Хорошо, — ответила Эбигейл. И добавила, помолчав: — Хотя еда уже снова практически кончилась, но у нас на примете есть несколько ферм, да и Бёр отличный охотник — а нас не так много.

— Еда, — повторил Скабиор. — Знаешь… фермы — это, конечно, здорово… много у вас умельцев?

— Все что-то умеют — кроме них, — кивнула она на детей. — Кто больше, кто меньше… но воровать с маггловской фермы — много таланта не надо.

— Не надо, — согласился он очень задумчиво.

Сколько можно таскать кур и кроликов с ферм? В общем-то, сколько угодно — но к чему это приводит, он увидел уже на примере той выродившейся и утратившей остатки достоинства стаи, к которой совсем недавно принадлежали и обитатели этого лагеря. Нет, еды нужно где-то раздобыть сразу много — так, чтобы хватило хотя бы недели на две. А лучше на месяц. Что бы такое это могло быть? Магазин обнести?

Глубоко задумавшись, он подсел к малышам и, спросив разрешения, присоединился к ним в их трудах. Рыбу он никогда особенно не любил, но в первый послевоенный год, когда он опасался даже собственной тени и старался носа не высовывать со своего островка, она оказалась для него настоящим спасением. Чистить её он тогда навострился отлично — так что, пока руки его, измазанные холодной и яркой рыбьей кровью, выполняли привычные до автоматизма движения, мозг обдумывал поставленную задачу, и к обеду Скабиор отыскал решение.

Обедать он тоже остался — с точки зрения экономии это было не слишком разумно, но вообще разделить трапезу было хорошо и правильно. А после еды, когда все пили чай, заговорил.

— У меня есть идея, где и как можно раздобыть некоторый запас пищи — если вам это интересно, — проговорил он ненавязчиво.

— Мы будем признательны, — кивнула Эбигейл. — Расскажи.

— У магглов существуют такие… — он задумался, как это объяснить. — Нечто вроде авроров — но не совсем. Военные. И у них есть склады, где хранится еда — на всякий случай. Вот такой склад и можно было бы обнести: там всё уже сложено, просто бери и аппарируй. Но тут потребуется подготовка — ведь никто не хочет повторения истории с Белби?

— Они магглы же, — пожал плечами один из юношей. — Откуда там возьмутся авроры?

Первым желанием Скабиора было дать ему по башке — за то, как много идиотизма он смог вложить в такую короткую фразу. Однако толку от этого всё равно бы не было — поэтому он ограничился выразительным взглядом и произнёс скучным голосом, скривив губы:

— Ограбление магглов при помощи магии — это нарушение Статута. И искать воров станут ничуть не менее рьяно. И никакого снисхождения уже не будет… А у меня сейчас слишком много дел для того, чтобы попасть в Азкабан. Так что, если вам это интересно — я поучаствую, но лишь при условии полного послушания. Иначе я не работаю. Тем более, у магглов ещё и стреляют — если вы знаете, что это такое — и заборы бывают под напряжением… Я надеюсь, вы все знаете, что такое электричество?

Волчата переглянулись и посмотрели на Эбигейл — и она, помедлив, кивнула, дав им сигнал к началу бурного обсуждения. Первым делом Скабиор жёстко отмёл всех, не умеющих легко аппарировать с грузом, и из десятка волчат осталось всего четверо, за вычетом Эбигейл и Бёра. Конечно, можно было поступить проще и сразу отказать всем, кто, на его взгляд, не дорос до таких дел. Но он меньше всего хотел оскорблять их, прекрасно помня себя в их возрасте, и потому выбрал иной, формально не связанный с возрастом и объективно важный критерий: аппарацию. Не объяснять же, что он не желает уподобляться их недавним вожакам и рисковать детьми и подростками.

Отобранных четверых он и гонял весь оставшийся день и часть вечера, заставляя аппарировать как можно точнее. А в ответ на чьё-то недовольное замечание, что они всё-таки взрослые и давно уже умеют аппарировать просто отлично, потому что для них это вопрос выживания, скривился и пояснил, что в случаях, когда на кон ставится его голова, он не склонен доверять ничьим заверениям.

Закончив лишь к ночи и пообещав вернуться назавтра, Скабиор отправился, наконец, к Гвеннит. И она, и малыш уже спали, и Скабиор остался в гостиной. Растопив камин, он остался сидеть возле него — и думать.

Следовало хорошо обдумать и спланировать грядущее ограбление, но его мысли крутились вокруг сегодняшнего визита в министерство и к этому Пепперу. Проблема-то сама собой не решилась, и завтра в отделе его будут ждать снова, и послезавтра, и после… Он определённо не желал так жить — пусть даже и ради… а кого, собственно? Он мог бы сделать это, пожалуй, ради Гвеннит и Кристи — но какое ему, собственно, дело до тех щенков, которые, с подачи МакТавиша, носили теперь фамилию Мун? Да и волчатам Эбигейл он, может быть, и хотел бы помочь, но не жертвовать же ради них всей своей жизнью — с какой, собственно, стати?! Мордред, Хель и Моргана, он не подписывался на это!!! А почему, кстати, он бьётся над этой проблемой один? В конце концов, Поттеру это нужно никак не меньше, чем ему самому — так какого лысого Мерлина он тут в одиночестве должен пытаться прошибить башкой эту дракклову стену? И зачем ему ждать четверга, если сейчас ещё даже понедельник не кончился?

Скабиор вскочил и, быстро написав письмо, разбудил дремлющую на своём насесте совушку, поглядевшую на него очень печально и осуждающе, и отправил её сквозь вечерний сумрак к Поттеру. Ответа он ждал не раньше утра — однако получил его практически сразу: Поттер уточнял, удобно ли будет нанести визит Скабиору прямо сейчас, и если да, то открыт ли камин. Отправив бедную птицу обратно с положительными ответами на оба вопроса, он налил себе виски и, поставив бутылку и залпом опустошённый стакан на столик возле дивана, начал нервно мерить шагами гостиную, время от времени спотыкаясь о погремушку, валяющуюся посреди пола, но почему-то даже не подумав её убрать.

Когда камин полыхнул зелёным, выпуская Поттера, Скабиор, даже не предложив ему ни выпить, ни сесть, едва поздоровавшись, тут же и выложил всё: и про то, что не подписывался на то, чтобы работать в этом проклятом отделе всерьез, и про то, что он никогда не хотел, не хочет сейчас и, пока жив, не станет ходить на службу с девяти до пяти ежедневно, и, наконец, про то, что он — это он. Он готов, разумеется, на то, что придётся делать какие-то не слишком приятные и интересные вещи, но не на то, чтобы превратиться в министерскую крысу.

— Мы с вами говорили совсем о другом! — закончил он свой яростный монолог. — Я не нанимался наносить визиты полуживым старикам и красить им ставни!

Поттер слушал его, не перебивая и сохраняя то вежливо-внимательное выражение лица, с которым он обычно сидел на заседаниях у министра — и даже на этот по-настоящему некрасивый пассаж про полуживых стариков не позволил себе никак среагировать. Он слышал и не такое, и не мог позволить себе лишней сентиментальности, когда в воздухе повис более серьезный вопрос: во что ему может обойтись внезапный демарш мистера Винда и кем прямо сейчас можно было бы его заменить в качестве лица и распорядителя фонда. Усилием воли Гарри погасил в себе зарождающее разочарование в Скабиоре и досаду на самого себя за то, что чуть не поставил всё на заведомо ненадёжного человека, который со всем своим пиететом к оборотням, на деле мало чем отличается от обыкновенного обывателя. Нет, это вовсе не плохо, потому что именно на обывателях и стоит этот мир. Однако это обывательское начало будет проявляться и дальше — и не только, разумеется, у мистера Винда. В общем, всё как всегда, и на самом деле ничего не меняется: каждый раз, когда ради дела нужно чем-то пожертвовать, всегда находятся люди, которые ставят свои бытовые проблемы выше этой необходимости — а все те, кто готов, чаще всего погибают, исполняя свой долг: Дамблдор… Снейп… Ремус… почему-то он ярко вспомнил небритое лицо Сириуса, похудевшего на крысиной диете, но твердо решившего тогда, зимой, поселиться в пещере, потому что знал, что нужен — а еще Причарда и всех тех, кто был с ним, тех, с кем он, Гарри, проработал шестнадцать лет в аврорате и ни разу не слышал ни одного слова жалобы… И нужно ли фонду вообще «лицо» — даже столь экзотичное, если этот символ окажется ложным и все их заявления принципиально ничем не будут отличаться от писанины Локхарта, который мастерски умел улыбаться с обложек и завлекать публику? Может быть, вполне достаточно будет уже тех людей, которым действительно не всё равно — как он сам, как Гермиона и даже как Рон, которому уж точно нет и никогда не было дело до оборотней…

Вот в этот момент Скабиор и увидел в глазах Поттера то самое выражение, с которым сам обычно смотрел на людей, позволивших себе бессмысленную и безобразную истерику. То самое выражение, которое было в его собственных глазах, когда он смотрел на Гарольда или на Керка, не желавшего жить таким, каким стал по собственной глупой неосторожности. Оно промелькнуло — и тут же исчезло, скрывшись за профессиональным вежливым вниманием, но Скабиору хватило этого мига, чтобы увидеть себя со стороны.

Он резко, практически на полуслове умолк — и Поттер, воспользовавшись возникшей паузой, очень любезно и вежливо осведомился:

— Я надеюсь, что этот визит не отнял у вас слишком много времени? Вы извините меня — поздно уже… а у меня завтра рабочий день, так что я сразу к делу: правильно ли я понимаю, что проблема в графике вашей работы и её характере?

Скабиор не ответил. Поттер тоже молчал, глядя на него вежливо и вопрошающе, не торопя, но, кажется, ничего особенно не ожидая. Скабиор раскрыл свои руки и, вытянув пальцы, с силой сжал их, потом, снова разжав, запустил в волосы, сорвал с них ленту — а затем, поймав и постаравшись удержать взгляд Поттера, глуховато спросил:

— Скажите — по шкале от одного до десяти, где десять — максимум, на сколько я сейчас жалко и отвратительно выгляжу? Десять — или всё же девятка?

Он обессиленно сел на диван, опустил заметно дрожащие руки на колени и, заметив их дрожь, сцепил пальцы. Гарри почему-то молчал, не отводя взгляда — и Скабиор снова заговорил, то и дело нервно облизывая губы:

— Я не знаю, на самом деле, что со мной в последние дни творится. Может быть, в моей крови говорит двойная луна: она сводит нас с ума сильнее обычной… просто всё это слишком сложно для меня и дико, и никуда не деться — и у меня ощущение, что я угодил в капкан. И я начинаю инстинктивно оттуда рваться — хотя у меня и есть ключ.

— Вы можете просто выйти из всего этого, — сказал, наконец, Гарри, тоже садясь на диван. — Сейчас это не станет ни для кого катастрофой. Я понимаю, как сложно рушить из-за малознакомых людей свою жизнь.

Скабиор дёрнулся, словно его ударили и очень горько спросил:

— Куда выйти? И что — оставить этих детей в лапах М…

Он вдруг осекся, а затем, оглядевшись по сторонам, щедро плеснул в стакан огневиски и крепко сжал его в руке. Раздался странный звук и осколки лопнувшего стакана впились ему в руку. На стол потекла смешавшаяся с виски кровь, и Скабиор, заворожённо на неё глядя, медленно сжал руку в кулак, загоняя стекло вглубь, но так и не чувствуя ни запаха крови, ни боли. Он разжал пальцы, продолжая с некоторым удивлением смотреть на свою ладонь — незаметно приблизившийся к нему Поттер перехватил его руку и первым делом невербально остановил кровь.

— Ещё немного — и вам придётся обратиться в Мунго, потому что целитель из меня, должен предупредить, так себе, — сказал он, разворачивая его окровавленную конечность ладонью кверху и, сосредоточившись, так же невербально удаляя из неё осколки. — Если сейчас на шум придёт миссис Долиш — полагаю, она испугается… Я залечу.

— Я сам, — сказал Скабиор, беря свою палочку и наводя её на руку — но та так дрожала, что присевший рядом с ним на диван Поттер, решительно качнув головой, отвёл её в сторону и сделал всё сам. Скабиор наблюдал за ним молча — а когда он закончил, спросил:

— Вы решили, что я хочу бросить всё это? — спросил он, требовательно, устало и горько глядя ему в глаза.

— У вас есть это право, — после небольшой паузы кивнул Гарри, убирая с их одежды, столика и ковра следы крови и Акцио собирая остальные осколки.

— Это у вас оно есть, — качнул головой Скабиор. — Было бы — я бы, наверное, так не сходил с ума… Но да — наверное, это именно так и выглядит. Нет. В том-то и дело, что нет, — почти пошутил он. — Поэтому мне и кажется, что я в ловушке. Или нет… Я не знаю, — он потёр лоб заметно дрожащей рукой. — Я понимаю, что это черта, и когда я пересеку её, дальше всё будет вообще по-другому — но мне всегда нравилась моя жизнь, как ни странно. Я никогда не хотел ничего другого. А теперь… Я пытаюсь объяснить вам то, чего сам до конца не понимаю, — усмехнулся он.

— Намного проще, когда решение за тебя принимает кто-нибудь мудрый и сильный, — сказал Гарри, впервые за весь вечер улыбаясь тепло, но устало и грустно. — Потому что, если выбираешь сам — то жалеть будешь всегда, какой бы выбор ни сделал. Вопрос не в том, чтобы не испытывать сожалений — а в том, с каким именно выбором каждый из нас сможет жить и смотреть в глаза своему отражению, и кого всю оставшуюся жизнь видеть в зеркале.

— А кого видите вы? — спросил Скабиор, тоже слегка улыбаясь — пока что одними губами.

— Чаще всего лохматого не выспавшегося дурака, которому больше всех всегда надо, — засмеялся Гарри. — Но главное — кого я там НЕ вижу. — Он помолчал, а затем дружелюбно добавил: — Скажите, а это был последний стакан, или у вас ещё есть? Это неприлично, но, сказать по правде, я бы с удовольствием сейчас с вами выпил чего-нибудь. И крепкий чай, наверное, будет даже предпочтительнее, чем виски.