Обратная сторона луны (джен)

Воскресенье для большинства жителей магической Британии выдалось на удивление спокойным. Скабиор с Гвеннит, благополучно проспавшие практически сутки после второй ночи этого полнолуния, пришедшейся с пятницы на субботу, позавтракали с утра — и снова заснули. Они были настолько вымотаны, что Гвен даже не нашла в себе сил заглянуть к родителям и забрать сына — а те, впрочем, особо и не ждали её до понедельника.

Однако проспать Гвеннит и Скабиору до понедельника не удалось: едва сгустились вечерние сумерки, их разбудила сова, которая, побившись в стекло, уселась на карниз и начала расковыривать оконную замазку, время от времени скребя то клювом, то когтями по стеклу. От этого мерзкого скрежета Скабиор и проснулся — и, совершенно обалдев от представшего его взору зрелища, вскочил и впустил птицу. Та что-то проклекотала и протянула ему лапку с привязанным к ней письмом, а потом, не требуя никакого угощения, улетела.

«Знаю, что ты сейчас спишь — но в твоих интересах проснуться и продолжить делать это со мной. Р.» — гласила записка, к которой был приложен портал в виде маленького гладкого камушка.

Скабиор потёр заспанное лицо и зевнул. В принципе, была середина вторых суток после луны — обычно он в это время чувствовал себя вполне сносно, но длинное полнолуние истощало силы больше обычного, и единственное, чего ему сейчас хотелось — это спать. С другой стороны, Скитер не идиотка и наверняка знает это — раз всё же зовёт его, значит, имеет на это веские причины. С третьей… Он зевнул. С третьей — ему всё-таки очень хотелось спать.

Тихо и на удивление лениво ругаясь, он всё же встал и отправился в ванную. Душ немного взбодрил его — и пробудил голод. Побрившись, Скабиор оделся, причесался, небрежно связал волосы лентой — и, написав Гвеннит записку, сжал камень в руке.

И оказался в большой комнате, обставленной в стиле, который, насколько он помнил, магглы называют модерн. Центральное место здесь занимала большая кровать, показавшаяся ему квадратной — в центре сидела Рита, завёрнутая в кремовое махровое полотенце.

— Давно хотела посмотреть на тебя сразу же после полнолуния, — сказала она вместо приветствия, — но решила, что вчера никакая сова тебя попросту не разбудит. А ты бледненький, — проговорила она игриво. — Нам с тобой утром предстоит важный визит — а сегодня… идём-ка со мной, — она встала и, взяв его за руку, повела за собой.

В ванную.

Комната оказалась просто огромной, а сама ванная размером навевала, скорее, мысли о небольшом бассейне и была уже наполнена водой. Сходство усиливало французское окно с тонированным стеклом, рядом с которым она располагалась. Оттуда открывался великолепный вид на вечернюю набережную и море, в котором отражались пляшущие яркие огоньки. Судя по тому, насколько панорамный перед ними открывался вид и какими крошечными казались разбросанные по склону дома и прогуливающиеся по вечерним улицам люди, Скабиор с Ритой сейчас находились достаточно высоко.

— Если ей не только любоваться, а все же использовать, то она покажется тебе ещё прекраснее, — смеясь над выражением лица Скабиора, сказала Рита. — Раздевайся.

— От меня сейчас толку не будет, — предупредил он, снимая пальто.

— Ты очень низко ценишь себя, — укоризненно проговорила она. — А меня — и того ниже… ты полагаешь, что интересуешь меня исключительно в качестве объекта удовлетворения моей похоти?

— Ну… я надеялся, — он усмехнулся и бросил на пол жилет. — Я был так плох?

— Семь из десяти, — подумав, сказала она. Он вскинул брови и произнес очень обиженно:

— Семь?! А кто, хотел бы я знать, получил десятку?

— Завтра тебе выпадет шанс увидеть его своими глазами, — пообещала она, нетерпеливо расстёгивая на нём рубашку. — В мужчине, мой юный друг, главное — интеллект… Прости — но тут ты ему с разгромным счетом проигрываешь. По всем статьям.

— То есть, ты предпочла бы мне призрак какого-нибудь учёного книжника? — спросил он, старательно продолжая изображать обиду и пытаясь не позволить своим подрагивающим от смеха губам расползтись в ироничной улыбке.

— Призрак уже нельзя назвать мужчиной в полном смысле этого слова, — сказала она назидательно. — Тут нужен баланс — и я назвала интеллект главным, а не единственным мужским достоинством.

— Ах, то есть тело значение всё же имеет? — уточнил он, позволяя ей снять с себя рубашку и опускаясь на корточки, чтобы расшнуровать ботинки. — И сколько из этих десяти…

— Я бы сказала, в три балла — можно оценить тело, еще в три — умение и четыре — остаются за интеллектом, — перебила она, улыбаясь настолько насмешливо и дразняще, что он задумался — а потом, уже не в силах сдержать улыбку, уточнил:

— Ты сказала — семь из десяти… я должен воспринимать это, как оценку своего интеллекта на один балл из четырёх возможных?

Она рассмеялась и, присев на край ванны, скинула полотенце, под которым ничего не было, и поболтала пальцами правой руке в воде.

— Ну, — протянула она, — я бы сказала, что всё-таки два балла из четырёх. Три — за твое умение и твёрдые два — за тело: ты всё же не мальчик уже. Хотя хорош, признаю — и эти шрамы, — протянула она, медленно облизнувшись. — Ну, хорошо… Тогда восемь. Убедил.

Он, наконец, разделся и, подойдя к ней, медленно провёл ладонями по её телу, начав с небольшой груди, и неспешно опустил их сперва на живот, продолжив движение, прикоснулся к бёдрам — а затем, выпрямившись, притянул Риту к себе и впился губами в её шею.

— А говоришь — толку не будет, — проговорила она, обнимая его. — Ну, отпусти. Идём в воду. Тебе понравится.

Она легко перекинула ноги через борт ванны и скользнула в объятья воды — и он последовал за ней, с наслаждением опускаясь в горячую воду. Рита хитро на него посмотрела — и, потянувшись куда-то, коснулась рукой… он не понял чего — но вода неожиданно забурлила. Он вздрогнул — а она весело, как девчонка, расхохоталась.

— Не видел такого прежде? — спросила она, с наслаждением вытягиваясь в воде. Они сидели напротив друг друга — и места было достаточно для того, чтобы их тела не соприкасались вовсе. Но ни он, ни она не собирались блюсти границы друг друга — и она первой нарушила их: перебравшись к нему и ложась рядом, устроила голову на его плече. Тело её в воде было совсем лёгким — и он, улыбнувшись, обнял её и шепнул:

— Не держись. Я, конечно, устал — но, думаю, на это сил у меня хватит.

— Бедненький! — проворковала она — и они рассмеялись. — Эта луна действительно тебя измотала… Расскажи мне, почему так?

— Понятия не имею, — ответил он. — Всегда и у всех так… первые сутки вообще отвратные, а на вторые просто сил нет. Зато есть можно… и, кстати — здесь кормят?

— Здесь превосходно кормят! — кивнула она, садясь на него верхом и кладя руки ему на плечи. — Расслабься. Будем считать, что это твой вечер, потому что тебе завтра понадобится всё твоё обаяние и весь, — она рассмеялась, — интеллект, который, на самом деле, очень высок — но до четырёх не дотягивает.

— А во сколько ты оцениваешь себя по своей шкале? — ничуть не обижаясь, спросил он. Обижаться на Скитер было, по его представлениям, самым последним делом — и потом, кем-кем, а уж умником он себя никогда не считал.

— В три, — сказала она. — Четыре встречается крайне редко, практически никогда. А в среднем у обывателя оценка колеблется от половины балла до целого — так что твой результат очень неплох.

— Да я не в претензии, — пожал он плечами, которые она на удивление умело сейчас разминала. — Расскажи лучше про этот фокус с водой? Что за заклятье?

— Это не заклятье, а техника, — возразила она. — Магглы умеют делать потрясающие вещи, и джакузи я отношу к их величайшим изобретениям. Хотя похожее заклинание есть, и я, возможно, когда-нибудь его тебе расскажу — если заслужишь.

— Что нам предстоит за визит? — спросил он, хотя, сейчас его это интересовало весьма умеренно.

— Утром узнаешь, — не терпящим возражений тоном сказала она. — Любопытное чувство — ощущать тебя таким слабым. Не могу сказать, что мне нравится — но для разнообразия интересно, — проговорила она, продолжая массаж.

— Я не так слаб, как кажется, — сказал он, впрочем, не предпринимая никаких попыток продемонстрировать это. — Доказать?

— Не порти вечер, — качнула она головой. — Я тебе верю. Ты можешь пить сейчас? Я слышала, что у оборотней какие-то сложные отношения с трансформацией и алкоголем.

— Могу, — коротко сказал он, игнорируя её откровенно вопросительный взгляд. Они, конечно, партнёры сейчас — но если она и вправду не знает, что выпитый непосредственно перед трансформацией алкоголь делает с ними, не Скабиору её просвещать. — Но предупреждаю, что выпив, я сейчас быстро усну.

— Тогда это мы пока отложим. А сейчас, — она хитро заулыбалась и шепнула: — закрой глаза.

Он закрыл. И не заметил, как задремал — от горячей бурлящей воды, от Ритиных ловких рук, так умело разгонявших тяжесть из его уставших мышц, от общей своей усталости… А проснулся посреди ночи — один. Вода по-прежнему была горячей и бурлила — Скабиор вспомнил показанное ему когда-то МакДугалом заклинание, удерживающее человека в воде. Значит, это не личное его изобретение…

Он потянулся и, чувствуя себя бодрым и голодным, встал и, растеревшись одним полотенцем, завернулся в другое и пошёл будить Риту.

— Вставай, — потребовал он, ложась рядом с ней поверх одеяла. — Просыпайся сейчас же — или я съем тебя. В самом буквальном смысле этого слова.

— Ночь, — сонно проговорила она.

— Ты говорила, что здесь превосходно кормят. Я не намерен дожидаться утра! Завела себе ручного оборотня — так корми!

— Там, — махнула она рукой. — На столе, — уточнила она — и натянула на голову одеяло.

Она подготовилась — на столе были аккуратно разложены его волшебная палочка и, похоже, всё содержимое карманов: мелочь, один из его носовых платков и часы. Одежды, впрочем, не наблюдалось, но он решил об этом не беспокоиться, потому что рядом под серебряными колпаками обнаружился ужин в виде холодного ростбифа, индейки, хлеба, фруктов и овощей. Были и вино, и виски — но Скабиор предпочёл им воду, пожалев об отсутствии кофе или хотя бы чая. Жаловаться он счёл неприличным: очень уж хороша была еда. Насытившись, он отправился осматривать номер — как был, босым и завёрнутым в полотенце. Ковёр, по которому он ступал, был роскошным, и вообще роскошь — строгая, непривычная — была здесь во всём, в каждой детали, начиная с льняных салфеток с вышитой на них эмблемой отеля и заканчивая дверными ручками. Побродив по комнате, Скабиор вернулся в постель и, скинув полотенце, забрался под одеяло. Спать ему не хотелось, но времени было часа три ночи, и будить Риту представлялось ему свинством. Так что, полежав какое-то время, он снова встал, вернулся в ванну за своими вещами — и, не обнаружив их там, надел мужской, судя по размеру, чистый халат и отправился искать бумагу и карандаш или перья. И то, и другое нашлось на втором, письменном столе — и Скабиор, забрав всё это, ушёл в ванну, чтобы не зажигать света в комнате. Поискав, он нашёл на борту ванной кнопки — методом проб и ошибок сумел отключить бурление, выдернул пробку и, притащив стул, решил использовать столешницу вокруг раковины в качестве письменного стола.

Он давно не писал стихов, и сейчас строчки складывались сами собой — после он будет их править и наверняка частично вычёркивать, но сначала он всегда записывал всё, что приходило в голову, даже не перечитывая. Зачастую из этих первых набросков до финала доходило буквально несколько слов, но по-другому он не умел, да и сам процесс доставлял ему истинное наслаждение. Он так увлёкся, что не заметил, как рассвело, и не услышал, как проснулась Скитер — он даже шагов её не почувствовал и вздрогнул, когда она удивлённо спросила:

— Ты пишешь стихи?

— Да, — с некоторым вызовом проговорил он, разворачиваясь к ней и одним движением притягивая её на колени лицом к себе. — Я талантлив.

— Ты зря шутишь, — сказала она. — Извини, я прочитала немного, я понимаю, что это черновик — но это хорошо. Я хочу, чтобы ты показал мне что-то готовое.

— Потом, — отрезал он. Но сейчас это с ней не прошло.

— Это действительно хорошо, — серьёзно и требовательно сказала она, беря его лицо в ладони. — И я теперь от тебя не отстану.

— Сказал же, потом, — маскируя смущение резкостью, ответил он, мотнув головой. Она убрала руки, но взгляда не отвела. Скабиор встал, спуская её с колен, собрал бумаги, демонстративно сложил их и сунул в карман халата. — Где мои вещи? — спросил он.

— Пальто в шкафу — остальное принесут вместе с завтраком, — сказала она, — вычищенными и отглаженными. Надеюсь, содержимое твоих карманов секрета не составляло — мне пришлось туда влезть.

— Ну, ты… — изумлённо качнул он головой.

— Я, — кивнула она. — Что будешь на завтрак?

— Тебя ничем не смутить, да? — рассмеялся он.

— А я предупреждала, — сказала она. — Но пари есть пари. Продолжай пробовать. Вдруг получится, — она засмеялась. — Так что ты будешь на завтрак? У нас встреча в десять, а сейчас уже семь. Времени мало.

— Она в Лондоне, а мы, судя по запахам, где-то на побережье. И мы отправимся туда пешком? — пошутил он.

— Да, мы отправимся туда пешком — вдоль берега. В последний раз спрашиваю…

— Яичницу с беконом… И я бы съел ещё порцию этого ростбифа — он совершенен. И…

— Я поняла общую идею, — перебила она, беря телефонную трубку. — Мяса, мяса и ещё мяса… ты ведёшь себя чересчур шаблонно: настолько типичный оборотень, что скучно. Однако как скажешь... доброе утро, — сказала она уже в телефон. — Завтрак в номер, пожалуйста. Яичницу с беконом…