Обратная сторона луны (джен)

После завтрака они, одевшись, спустились на лифте и вышли на набережную, где, несмотря на ранний час, было довольно много народа. Рита, на которой сейчас было облегающее платье цвета фуксии и лаковые тёмно-синие туфли на умопомрачительной шпильке, взяла его под руку и начала самую удивительную экскурсию, неторопливо шагая по старым камням вдоль берега.

— Это место называют английской Ривьерой, — заговорила она, остановившись, чтобы купить мороженое, и легкий морской бриз растрепал её волосы. Их вкусы совпали: оба выбрали шоколадно-ореховое.

— Меня в последний раз мороженым угощали ещё в детстве, — сказал Скабиор с некоторой насмешкой. — Я начинаю понимать альфонсов: есть в этом что-то, когда красивая женщина тебя кормит.

— Хочешь шарик? — тут же спросила Рита, кивнув на продавца воздушных шаров. — Смотри — там есть розовый слоник…

Он мгновенно вспомнил другого слона — тоже розового, вросшего в стену и посаженного потом в аквариум. Интересно, что с ним стало? Что вообще происходит с трансфигурированными из неживого существами? — и расхохотался. Скитер слегка озадаченно взглянула на него, удивляясь такой буйной реакции, но говорить ничего не стала: мало ли, какие ассоциации могут быть у человека с розовыми слонами.

— Не стоит тратить на меня так много, — проговорил он, отсмеявшись. — Шарик — это уже излишество. Расскажи лучше…

— Итак, — кивнула она. — Мы находимся на английской Ривьере — а точнее, на юге Британии, в графстве Девон. Этот городок называется Торки, так называемые врата Тора — ты же интересуешься скандинавским эпосом. Я бы сказала, что это особое, элитное место — маги и магглы не могут отказать себе в удовольствии поселиться здесь, однако в обоих мирах позволить себе это могут немногие. Они все живут здесь практически по соседству — разве что волшебники предпочитают селиться немного более уединённо, да и размеры владений позволяют не волноваться за Статут. И пока ты любуешься видами, я тебе расскажу истории некоторых обитающих здесь семейств. Видишь вон ту маггловскую виллу среди деревьев? — показала она на сдержанно-роскошное белоснежное здание, мимо которого они сейчас проходили. — Прадед его нынешнего владельца выиграл его, сделав удачную ставку в подпольном боксёрском поединке ещё при королеве Виктории. Дочь предыдущих хозяев соблазнила его сына, выскочила за него замуж, родила мальчика — это было уже в конце двадцатых — а потом её муж в приступе ревности убил своего папашу и сел за решётку. Затем она со своими родителями снова поселилась в этом доме, вырастила сына, который, когда подрос, взял девичью фамилию своей матери, так как ненавидел отца. Теперь тут живут его внуки, которые после смерти деда вот уже десять лет бьются в суде за этот дом. И таких историй тут — две через одну, — с удовольствием сказала она, доедая своё мороженое и снова беря Скабиора под руку. — Или вот…

Какое-то время он слушал её истории, одна другой занимательнее, страшнее и гаже, а потом не выдержал и, дождавшись очередного финала, спросил:

— Так к кому и зачем мы идём? Всё это интересно — но я хочу знать, за каким Мордредом ты притащила меня сюда вчера вечером.

— Мы идём к человеку, заслужившему десять из десяти по моей шкале, — заулыбалась она.

— Что за человек? — спросил он, даже не пытаясь скрыть любопытство.

— Мой учитель и мой любовник, — с удовольствием сказала она. — И покровитель. Увы — всё это в прошлом, хотя мы и остались друзьями.

— Учитель, любовник и покровитель, — повторил он. — В таком порядке?

— В таком, — кивнула она. — Я была зелёной девчонкой, когда попала в его цепкие лапы — и он вылепил из меня то, что ты видишь. Материал был хорош — но и мастер не хуже.

— Ты была влюблена? — удивился он.

— Нет, — качнула она головой. — Я подошла к этому очень близко, но до этого, слава Мерлину, не дошло — хотя в него не стыдно влюбиться. Я бы сказала, что мы были соратниками — а это, знаешь ли, крепче любой влюблённости.

— Кто он? — нетерпеливо спросил Скабиор.

— Он? Сейчас — богатый пенсионер, счастливый муж и отец подрастающих дочерей.

— Подрастающих?

— Старшая дочь прошлой осенью отправилась в Хогвартс, — пояснила она. — Я полагаю, он ужасно скучает. На этом мы с тобой и сыграем.

— Объясни, — потребовал он, когда она замолчала.

— Очень просто. Он не одно десятилетие был в самой гуще интриг — а теперь много лет вынужден жить спокойно. И тот, кто предложит ему шанс вернуться из этой добровольной, но затянувшейся ссылки, получит в его лице великолепнейшего союзника — со всеми его умениями, связями и деньгами. Так что, я бы предложила тебе поделиться с ним информацией о создающемся фонде — и он может оказаться вам весьма полезен.

— Я не могу разглашать чужие секреты, — ответил Скабиор, чем вызвал с её стороны только смешок. — Ну, хорошо — не хочу, — он усмехнулся в ответ. — С какой стати? Ты — другое: ты связана обещанием. А с чего мне ему верить?

— Представь, — сказала она, — что тебя заперли в доме твоей дочки. Кормят, одевают, душ-книжки… всё, что угодно — ты только выйти не можешь. Дочка тоже есть, и твой крестник… и они каждый день возвращаются с прогулки и приносят оттуда цветы, веточки — и запахи свободы и леса. Что бы ты был готов сделать для человека, который освободит тебя? А?

Он не ответил, и они какое-то время шли молча, время от времени останавливаясь, чтобы полюбоваться изумительно голубым сегодня морем или особенно красивыми видом.

— Вскоре после войны, — заговорила, наконец, Скитер, — ему пришлось отойти от дел. Никаких обвинений не выдвигали, имя его вообще нигде не звучало, но не все стремятся к покою.

— Кто это? — спросил Скабиор.

— Варнава Кафф, — наконец, назвала она имя. — Он лет тридцать был главным редактором и совладельцем «Пророка». Но, поскольку тогда «Пророк» был, так сказать, рупором министерства… В общем, хорошо, что обошлось всего лишь добровольной отставкой и продажей своей доли в газете.

— Ты спала со своим шефом? — шутливо удивился он. — А его преемник… как его…

— Аберкромби — но те, кто имеет счастье быть с ним знакомым, не сговариваясь, называют его Прыщом, — с удовольствием сказала она и пояснила: — Нет, дело не столько в этих выпученных его глазках, сколько в непередаваемом внутреннем ощущении. Он возмутительным образом полагал, что я являюсь экзотическим постельным приложением к должности главного редактора. Увы, его пуританское мировоззрение не позволило ему предположить, что наши шалости с Каффом были обратной, и я бы сказала, весьма приятной стороной плодотворного творческого сотрудничества — вроде нашего с тобою сейчас — и был жестоко разочарован. Варнава хорошо его знает — Юан начинал карьеру еще при нём — и, скорее всего, поможет тебе его приструнить. От Каффа в этом будет куда больше толку, чем от меня. А ещё он богат — и наверняка не будет против заплатить за своё возвращение в самом буквальном смысле этого слова.

— А ты действительно ценный союзник, — заметил он, остро на неё глянув.

— Он тоже, — она усмехнулась чему-то. — Тебе понравился номер в гостинице?

— Не меняй тему! — потребовал он.

— И не думала, — возразила она. — Это подарок. Прощальный, в каком-то роде. Он всегда за мной — я могла бы жить там, если бы захотела. Но я там просто бываю — время от времени.

— Тебе от Каффа? — очень удивлённо спросил он.

— Я хороший союзник и стою подобных знаков внимания, — сказала она без тени смущения. — Я ценю щедрость — не столько ради неё самой, сколько за то, чему она обычно сопутствует. В тебе это качество тоже есть, и это мне весьма импонирует.

— Я вряд ли когда-нибудь подарю тебе такой номер, — насмешливо сказал он.

— Вот поэтому ты получил свои два балла, а не три и, тем более, не четыре, — засмеялась она. — Мы пришли. Будь собой — просто собой, какой есть. И ты его очаруешь.

Они свернули на небольшую тропинку и, немного поднявшись в гору, остановились перед коваными воротами. Рита коснулась их палочкой и нарисовала какую-то фигуру — и через несколько секунд они распахнулись. Скитер уверенно пошла по посыпанной белым гравием дорожке, и через минуту они уже поднимались по ступеням белого мрамора к гостеприимно распахнутой двери, на пороге которой стоял дородный мужчина, в тёмных кудрях которого было много седины.

— Голубка моя! — произнес он с улыбкой, заключая Риту в объятья и расцеловывая. — Каким ветром тебя занесло в наши края?

— Кристиан Винд — Варнава Кафф, — представила она их.

— Счастлив, наконец, познакомиться лично, — пробасил Кафф, протягивая Скабиору широкую руку. Его ладонь оказалась сухой, а рукопожатие — умеренно твёрдым. На безымянном пальце сверкнула бриллиантом массивная печатка с вычурной монограммой ВК. — Начитан и наслышан о вас.

— Взаимно, — насторожено сказал Скабиор.

— Идёмте в дом, — пригласил их Кафф. — Завтрак скоро накроют — я надеюсь, вы разделите его с одиноким мужчиной, супруга которого это утро проводит с матерью?

— С удовольствием, — отвечать пришлось Скабиору, ибо Рита с Варнавой воззрились на него вопросительно.

— Прошу вас, — он провёл их через большой холл, выложенный в шахматном порядке чёрной и белой плиткой, и, миновав широкую лестницу, поднимавшуюся наверх, провёл их в большой кабинет, стены которого скрывались за книжными полками, а возле большого французского окна стоял массивный и даже с виду удобный дубовый письменный стол.

Они устроились в креслах, обтянутых тёмно-коричневой плотной кожей, и Кафф, налив им всем лимонада, пошутил:

— Небольшой аперитив перед завтраком. Но, поскольку аперитив с утра — это диагноз — всего лишь лимонад. Итак, мистер Винд, — проговорил он, глядя с неприкрытым интересом, — как вам наш городок?

— Не самое плохое место, чтобы залечь на дно, — ответил Скабиор с короткой усмешкой. — Хотя, наверное, лёжа на дне, можно начать зарастать водорослями — но это, как говорится, вопрос приоритетов.

— Хорошо сказано, — одобрительно кивнул Кафф. Скабиор кожей ощущал, что его внимательно и с огромным интересом изучают, и, вспомнив недавний рассказ Риты, подумал о том, как, наверное, это чудовищно скучно — сидеть взаперти, особенно подобному, полному жизни человеку. — Однако оставим условности… чем, как говорится, могу? Рита бы не привела вас сюда просто так — у нее всегда было чутье на сенсации, скандалы и людей, которым предстоят любопытнейшие свершения.

Рита склонила голову — и сделала приглашающий жест в сторону Скабиора.

И он решился.

Пока он вкратце и без особых деталей рассказывал о фонде, о «мисс и мистере Мун» и о проблеме, которую, в связи с этим, представляет «Пророк» в виде мистера Аберкромби, Кафф на глазах преображался. Его холёное лицо с ухоженной щегольской бородкой перестало лучиться добродушием, а взгляд серо-голубых глаз стал таким острым, что Скабиор в какой-то момент почувствовал себя под ним неуютно.

— Окоротить Юана нетрудно, — сказал, наконец, Кафф. — Но я мог бы предложить вам намного больше, чем просто намордник для этого чересчур ретивого юноши.

— Что же? — спросил Скабиор, беззвучно хмыкнув на это определение.

— Я предлагаю союз, — сказал Кафф. — Вы обеспечите мне место в совете попечителей фонда — а я, со своей стороны, во-первых, внесу пожертвование, скажем, тысячи в три, — Скабиор на этих словах не сумел спрятать изумлённый блеск глаз, Кафф же любезно сделал вид, что этого не заметил. — Во-вторых, я помогу избежать неверного освещения этого начинания в прессе, и даже с удовольствием преподам несколько важных уроков — рано или поздно вам, безусловно, понадобится собственная площадка. Думаю, мало кто, кроме меня сможет показать вам, как именно это делается.

— Вы предлагаете мне открыть газету? — недоверчиво спросил Скабиор.

— Это слишком сложно, — возразил тот. — Нет — но это мы обсудим потом, если заключим сделку. Я читал когда-то ваши брошюры — у вас есть чувство языка и свой стиль, но, увы, этого недостаточно. Газета — это, прежде всего люди, которые её делают. Однако я уверен, мы найдем выход из ситуации.