Обратная сторона луны (джен)

Проводив Долиша и закрыв за ним дверь, Скабиор устало поплёлся в душ, одновременно радуясь, что этот бесконечный вторник, наконец, завершился, и досадуя, что вот, прошёл еще один день — а ничего толком не выучено. Стоя под горячими, почти обжигающими струями и с наслаждением подставляя им спину, грудь и живот, он вспоминал, как несколько часов назад побывал ещё раз в гостях у Каффа.

Поттер зашёл за ним около семи — весьма щегольски одетый и с отчётливым, несколько выдохшимся, запахом спиртного. Виски. Очень-очень хороший виски. Как интересно…

В гости они отправились камином — и Скабиор, который использовал его редко и в последний раз делал это очень давно, споткнулся, выходя из него, и лишь волей Морганы в последний момент сохранил равновесие, едва не пролетев свозь того, кто дожидался их в пустой гостиной. Призрак внушительного вида молодого мужчины в костюме для верховой езды с пятнами от травы и со слегка перекошенной шеей — как выяснилось чуть позже, Максимилиана Флетвока, уже лет сорок покойного супруга Лауренции Флетвок. И пока они с Поттером шли по пустому тихому дому за своим провожатым, неслышно парившем в десятке футов от них, Гарри негромко, практически шёпотом, признался:

— Я когда-то тоже всё время так спотыкался — пока мне не подсказали один фокус. Нужно помнить, что порог всегда существенно выше, чем кажется, и шагать с большим запасом.

Призрак провёл их на лужайку, с которой открывался завораживающий вид на предштормовое море, над которым как раз начинал разгораться закат. Обед был сервирован в большой круглой беседке белого мрамора — и за столом их ждала вся семья. Жена Каффа оказалась красивой, молодой на вид женщиной с небрежно распущенными тёмными волосами, которая первой поднялась навстречу гостям и с улыбкой забрала у Скабиора его пальто, сгладив этим некоторую неловкость от его наряда, который совершенно не вписывался в собравшееся здесь весьма элегантное общество. Женщины — и Валери, и Лауренция — в длинных платьях, вроде бы совершенно простых, но кто-кто, а Скабиор знал, сколько стоит подобная простота, девочки — видимо, обе младшие дочери Каффа — в светлых платьицах и с бантами в длинных тёмных волосах — и сам Кафф в элегантнейшей мантии. Солнце уже почти коснулось воды, и тени были длинными. Дующий с моря ветер нёс прохладу, и пахло цветами, водорослями и ракушками, выброшенными штормом на берег, а ещё остывающими камнями и свежестью.

Приветствие стало целым ритуалом: крепкие рукопожатия, улыбки, взгляды… Скабиор чувствовал себя то ли на экзамене (и эта мысль вызвала у него неуместную совершенно ухмылку, которую он постарался превратить в излишне широкую, но обаятельную улыбку), то ли на каком-то представлении, в котором непонятно, почему он играл одну из главных ролей, совершенно не зная текста. Представляя Поттера Каффу, он и вовсе ощущал себя идиотом — но тут любой бы выглядел идиотом, потому что представлять кому-то в Волшебной Британии Гарри Поттера было всё равно, что представлять кому-то в стае Грейбека.

Пока Поттер с Каффом обменивались первыми, ни к чему не обязывающими репликами, Скабиор разглядывал женщин. Лауренция — он дал бы ей лет шестьдесят, хотя выглядела она куда моложе. Но его опытный взгляд ловил и морщинки в уголках глаз и на шее, и очень ухоженную, но всё же сухую и тонкую кожу рук — всё это вовсе не делало её менее красивой. Она была хороша, Лауренция Флетвок — а ещё от неё едва уловимо даже для него, оборотня, пахло лошадьми. Живой, настоящий запах. И духи у неё были изумительные и замечательно ей подходили. Дочь её, Валери, была очень на неё похожа — но казалась спокойнее и, пожалуй, гармоничнее. А вот уверенности в себе было не занимать им обеим — в точности так же, как и самому Каффу. И даже дети — две девочки, того самого возраста, что когда-то любил Грейбек — выглядели отнюдь не смущёнными, а просто заинтригованными, не отводя больших светлых глаз от Гарри Поттера, которого усадили почти напротив них.

…А сам Поттер тоже с немалым любопытством, впрочем, скрываемым вполне профессионально, рассматривал Каффа — человека, который для него всегда оставался фигурой, скрытой в тенях, незримым злым гением печатных страниц. Того, кто когда-то так сильно портил ему и его друзьям жизнь через свою газету, и который — Гарри никогда не забывал этого — всегда держал в руках поводок, с которого спускал на них Риту Скитер. А сейчас они волей случая (и мистера Винда!) оказались вдруг на одной стороне — это было, пожалуй, забавно.

А пока Потер с Каффом беседовали, прощупывая друг друга, Лауренция, сидевшая рядом со Скабиором, вдруг сказала:

— Вы видели когда-нибудь крылатых коней?

— Никогда, — честно признал он с нескрываемым сожалением.

— Приходите как-нибудь, если хотите, — предложила она. — Я покажу вам и научу ездить, если хотите. Это непросто, но мне кажется, что у вас получится. Тем более, вы так похожи, — добавила она неожиданно весело.

— Я похож на коня? — удивился он. — Чем же?

— Глазами, — улыбнулась она. — Вы похожи на кохелайнов.⁽¹⁾ У них такие же выразительные, будто бы подведённые сурьмой глаза. Ведь это сурьма? — спросила она.

— Да, — кивнул он. — Я привык. С юности.

— Вам идёт, — тоже слегка кивнула она. — Мне кажется, из вас выйдет превосходный наездник — я ошибаюсь в подобных вещах очень редко. И, в отличие от простых лошадей, крылатых ваша вторая ипостась не напугает.

— Я могу прийти не один? — спросил он, прекрасно понимая, что вопрос этот находится на самой грани допустимого… или… или нет?

— Конечно, — радушно сказала она. — Я слышала о вашей дочери — и всегда буду рада видеть её с сыном в своей школе. Детям кони обычно очень нравятся — я уверена, мальчик будет в восторге. У нас есть детская группа — не волнуйтесь, там все лошади очень смирные и послушные.

— Ему ещё года нет, — усмехнулся Скабиор. — Рано.

— Время быстро летит, — возразила она.

А пока Лауренция развлекала Скабиора рассказами о крылатых конях — и он не заметил, как втянулся в этот разговор настолько, что перестал даже краем уха ловить слова Каффа и Поттера, их беседа шла совершенно иначе.

— Как интересно порой поворачивается жизнь! — проговорил Кафф. — Вы, вероятно, когда-то меня ненавидели?

— Это слишком сильное слово, — возразил Поттер. — Я вас — а, вернее, «Пророк» — действительно не слишком любил, когда был подростком, однако читать приходилось. Но это было настолько давно… А потом я постепенно привык — и понял, что дело вовсе не в вас, а во мне.

— Конечно же, в вас, — кивнул Кафф. — Вы всегда были знамениты — а это, увы, накладывает некоторые обязательства и создает неудобства. Но зато и возможности даёт — да какие!

— Даёт, — усмехнулся Поттер. — И когда я научился ими пользоваться, жизнь, определённо, стала… разнообразнее. Могу я задать вопрос?

— Вопросы, — засмеялся Кафф. — Это ведь ваша профессия, мистер Поттер — как бы я мог отказать?

— В данном случае это, скорее, человеческое, а не профессиональное любопытство. Я не стану спрашивать, откуда вы узнали о фонде — но как вы поняли, что я имею к этому непосредственное отношение?

— Это было практически очевидно, — добродушно улыбнулся Кафф. — Ещё когда я узнал о том слушанье, я задался вопросом, неужто вы этим и ограничитесь? Когда где-то кого-то спасают — тут, знаете ли, к прорицателю не ходи, можно смело предполагать ваше участие. Вас и вашей верной боевой подруги. Подростки, оборотни… разве вы могли бы пройти мимо тех, к кому так сурово общественное мнение — особенно после отгремевшей войны? Хотя, конечно же, оно капризно. По ключевым вопросам может не меняться десятилетиями — а потом перемениться за несколько лет. Этот фонд вряд ли изменит ситуацию быстро, потому что те, кому сейчас тридцать… да даже и двадцать — уже точно знают, что думают об оборотнях. Но дети, — он посмотрел на сидящих за столом девочек. — Вот для них фонд действительно может изменить ситуацию кардинально. Потому что… что, собственно, они знают о них? Не хотите узнать? — неожиданно предложил он.

— Ваши дети? — спросил Поттер. — Вы знаете… да, хочу.

Скабиор с Лауренцией как раз закончили свою беседу и договорились о том, что он непременно посетит её школу вместе с Гвеннит — но не сейчас, а через пару месяцев, и поэтому оба услышали окончание их разговора.

— Могу я узнать ваше мнение, мисс Патриция? — обратился к младшей девочке Гарри. Та кивнула, глядя на него во все глаза, и он спросил: — Вы знаете, кто такие оборотни?

— Да, — сказала она, заулыбавшись — и в ответ на его вопросительный взгляд пояснила: — Это волк, который съел бабушку Красной шапочки — а волшебники потом пришли и спасли её. Их, — поправилась она. — Их обеих. А бабушка была каргой и не стала сама есть волка.

Валери слегка покраснела — кинув на заулыбавшегося Скабиора смущённый… возможно, несколько преувеличенно смущённый взгляд.

— Ты знаешь, как они выглядят? — спросил он. Девочка перевела на него внимательный взгляд и чётко сказала: — Да. Они как люди, но ночью превращаются в волков.

— Только в полнолуние, — серьёзно поправил её он. — Один раз в месяц.

— В полнолуние, — тоже серьёзно кивнула она. — Я запомню.

— А вы? — спросил уже Скабиор старшую.

— Регина? — проговорила Валери — очень мягко.

— Я не видела их вживую, — сказала Регина и поправилась, — раньше. Вы первый, мистер Винд. Но я видела в газете Мунов — мне кажется, они обычные, почти, как мы, только старше, — сказала она рассудительно. — А Делия нам писала, что третьекурсники ходят в Хогсмид — а там есть такая лавка! — глаза её вспыхнули.

— Называется «Шкура оборотня», — возбуждённо подхватила Патриция, — и она говорила, что в ней работает оборотень, настоящий, и что он совсем не страшный! И я хочу на день рождения оттуда перчатки, — сказала она, требовательно посмотрев на Валери, — на них волк оскаленный, Делия говорила!

Скабиор прикусил губы, но улыбку скрыть у него не вышло. Как же забавно всё это выглядело со стороны… забавно — и совсем неожиданно.

— А вы знаете, — спросил он, — что нужно делать, чтобы не попасться в зубы к оборотню?

— Знаю, — кивнула Регина. — Нельзя в полнолуние бывать в незнакомых местах — а если ты там, то нужно быть начеку. И лучше закрывать окна и двери, если ты живёшь в лесу… но у нас тут нет оборотней, — сказала она. — Потому что тут вокруг магглы.

— А вы оборотень? — спросила Патриция, ёрзая на стуле.

— Оборотень, — кивнул Скабиор.

— Вы немножко страшный, — сказала она. — Но не очень.

Валери улыбнулась, но никаких замечаний делать не стала — напротив, посмотрела на девочку ободряюще.

— Я не обижу тебя, — пообещал Скабиор и поправился, — никого из вас, — и, угадав её желание, протянул ей руку. Никто из взрослых не возразил и не одёрнул малышку, и она не очень уверенно, но всё же дотронулась до его ладони самыми кончиками пальцев, тут же отдёрнув руку, и немедленно вновь потянулась к ней и теперь уже потрогала её по-настоящему, всей ладошкой.

— Горячая, — сообщила она всем.

— Так у всех, — кивнул Скабиор. — У нас выше температура.

— На сколько? — заинтересованно спросила Регина. — По Фаренгейту?

— На пару градусов, — ответил он, протягивая теперь руку и ей. Регине пришлось встать со своего места, чтобы до него дотянуться — и она, подойдя, спросила вежливо:

— Можно?

А пока девочки изучали их странного гостя, Поттер, наблюдающий за ними с задумчивой улыбкой, негромко спросил Каффа:

— Ну, хорошо — допустим, я всех спасаю и просто не мог не вмешаться. Ну а вам-то это зачем?

— Мистер Поттер, — улыбнулся Кафф. — Вы видите это море? Я любуюсь им каждый день. Море — это жизнь: по утрам в море выходят рыбаки, магглы выходят на своих яхтах… Его воды кишат жизнью, а волны накатывают на берег — морем нельзя не восхищаться. И вы знаете, мистер Поттер — меньше всего на свете мне хотелось бы его возненавидеть. Потому что я смотрю на него уже шестнадцать лет и не могу не вспоминать, как я выходил в бушующее море, называемое волшебной Британией, в шторм, и лавировал среди скал и чудовищ. И потом, — добавил он, слегка снижая неожиданный пафос, — дело ведь и вправду хорошее. Мне не доводилось ещё играть, так сказать, на стороне добра — в моём возрасте, полагаю, для этого как раз самое время.

1) Один из видов арабских скакунов. В западной литературе можно встретить сравнение сиглави с «феминным» («женским»), а кохейлана — с «маскулинным» («мужским») типом красоты.

Вернуться к тексту