Обратная сторона луны (джен)

— Ты так и просидел тут всю ночь? — услышал Скабиор утром негромкий вопрос, и Гвеннит поставила рядом с ним чашку с кофе.

— Похоже на то, — кивнул он, только сейчас замечая, что за окнами уже давным-давно рассвело. Утро было пасмурным и дождливым и навевало одно-единственное желание: позавтракать и лечь спать, но ему теперь, Мордред всё побери, надо было учиться.

Он залпом выпил кофе и потянулся всем телом, зевая.

— Не говори ничего, — предупредил он — и немедленно сам же и рассмеялся. — Или говори… Потому что это же такой фантастический идиотизм, что молчать — просто преступление.

— Чем помочь тебе? — спросила она, складывая поленья в потухший и давно остывший камин.

— Сам не знаю пока… Вон там целая стопка всего — выбирай, что тебе больше нравится. Будешь мне всякие незнакомые чары показывать?

— Буду, конечно, — она разожгла камин и присела рядом со Скабиором. Он обнял её, и когда она носом привычно уткнулась к нему в плечо, признался:

— Сейчас самое главное — не задумываться. Иначе мне снова захочется сбежать. А это будет совсем некрасиво.

— Никуда ты не сбежишь, — возразила она. — Я же знаю тебя.

— Не сбегу, — кивнул он. — Поэтому будет очень неприятно, если мне снова этого захочется. У нас тут теперь часто будут гости, — вспомнил он. — Привыкай. Если ты не против, конечно.

— Я не против, — сказала она — и вдруг погладила его по руке, а потом и крепко сжала её.

— Ты жалеешь меня, что ли? — сообразил он — и так изумился, что даже отвлёкся от своих мыслей. — Гвен? — он требовательно взял её за подбородок и, поглядев ей в глаза, рассмеялся. — Да ты с ума сошла. Всё отлично! — он рассмеялся и, притянув её к себе, чмокнул в лоб. — Ситуация дикая совершенно, но, с другой стороны, здесь, в общем, всем сплошная выгода. Ну, ты чего? — спросил он, глядя в её расстроенное лицо. — Гвен, что стряслось-то? Уж кто-кто, а ты-то первой радоваться должна. Что такое?

— Ты выглядел очень растерянным, — сказала она, обнимая его за шею.

— А должен всегда смотреться самоуверенным мерзавцем? — он опять засмеялся. — Гвен… ну ты же взрослая девочка — что за глупости? Конечно же, я растерян — а ты не была бы, если б тебе надо было всё это выучить за два месяца? Я школу полвека назад закончил! — воскликнул он — и тут же самокритично поправился: — Ну, не полвека, конечно. Но лет сорок прошло. Почти. Не сомневается у нас только Поттер — или вон мадам Уизли, — сказал он весело. — А ну, убирай этот хелев трагизм из глаз — никто не умер ещё и даже не собирается. Ну же! — он легонько её встряхнул — и задумался.

Конечно, ей должно было стать страшно. Хотя Гвеннит и наладила отношения и со своими родными, и даже отчасти с родными Арвида, семьёй своей она по-прежнему считала только его и привыкла видеть в нём того, кто знает ответы на все вопросы и кто всегда и от всего сможет её защитить. Сейчас же он вряд ли производил подобное впечатление — хотя ведь ничего, по сути, не изменилось, и он по-прежнему, не задумываясь, порвёт любого, кто посмеет обидеть её или Кристи.

— Идём завтракать, — позвал он её, наконец, решив, что объяснять тут что-то бессмысленно, а от утешений ей сейчас может стать только хуже. — Пустой кофе с утра — это форменное издевательство. А потом я, пожалуй, посплю до обеда, — он встал и, поднимая на ноги и её, вспомнил и предупредил: — Да, и не трогай чужие тетрадки.

Потому что хотя мадам Уизли и не поняла, что отдала ему в руки, сам он хотя бы из элементарнейшей благодарности не имел права делиться этим с кем-либо.

…Учиться оказалось вовсе не просто. Достаточно быстро выяснилось, что он совершенно отвык от методичной регулярной работы — и то, что в школе ему представлялось вполне естественным, вроде необходимости многократных повторов одного и того же заклятья, теперь бесило его настолько, что он в первое время отшвыривал от себя то палочку, то книгу, то чужие тетради. Потом собирал их, конечно, и снова садился — учить. Получалось… по-разному. С чарами, к которым он относил и ЗОТИ, было проще — удавалось ему не всё, и многое — далеко не с первого раза, но это почему-то представлялось ему довольно естественным, и поэтому неудачи его почти не раздражали. Зельями он пока даже не начинал заниматься и, хотя ожидал, что они доставят ему много хлопот, настроение ему это портило мало: Скабиор понимал, что многое позабыл, но навыки варки не растерял. Сам придумать какое-нибудь зелье никогда бы не смог, но выучить рецепты он себя полагал способным. То, что ему время от времени доводилось варить, выходило у него не всегда идеальным, но обычно вполне приемлемым, во всяком случае, на «удовлетворительно» подобного точно должно было хватить — а если повезёт с вопросом, то Скабиор беззастенчиво рассчитывал даже на «выше ожидаемого».

С Уходом за магическими существами неожиданно возникли проблемы, правда, больше смешные и требующие времени, нежели неприятные: к своему огромному удивлению он обнаружил, что знаком с этим предметом, так сказать, слегка с другой стороны. Он очень многое знал о волшебном животном мире — но именно как контрабандист, а вовсе не как, если можно так выразиться, экзаменуемый. Но звери его всегда интересовали, и читать про них было даже интересно — собственно, именно это и стало тем, что Скабиор теперь читал вслух крестнику и Гвен вечерами.

А вот с трансфигурацией всё было очень и очень скверно.

Гермиона, внимательно посмотрев, что и как именно Скабиор делает, вынесла вердикт:

— Вы просто убедили себя в том, что это вам не даётся — вот и не получается ничего. Вы хороший волшебник — я же видела, вы отлично творите куда более сложные чары, а простую трансфигурацию выполнить не можете. Есть, разумеется, склонности и таланты — я могу допустить, что вы талантливы в чарах и лишены этого в трансфигурации, но не до такой же степени! Быть не может, чтобы волшебник, с такой лёгкостью накладывающий согревающие чары на себя и на окружающих и очень прилично владеющий Протего, не мог увеличить простую чашку. Тут что-то не так — но не с магией, а с вашим отношением к себе самому.

— Браво, — не слишком вежливо сказал Скабиор, измученный её двухчасовыми экспериментами. — Диагноз поставлен — теперь с вас рецепт.

— Простите, если невольно задела вас, — примирительно сказала Гермиона. — Но всё так и есть: на самом деле, объективно проблемы не существует. Вы вполне можете всё это делать — но сами в себя не верите. Мне приходит, конечно, в голову один способ убедить вас в том, что вы всё это можете, — проговорила она подозрительно задумчиво, — но, по-моему, это может оказаться чересчур радикальным методом.

— Вам видней, — сказал он, поглядывая на неё с интересом, но никаких вопросов не задавая.

— Давайте пока попробуем вот это, — сказала Гермиона, доставая из портфеля… бутылку виски. Скабиор не сдержал изумлённого взгляда — а она подбадривающе кивнула и протянула её ему. — Надеюсь, я угадала с сортом, — сказала она. — Сейчас всё равно уже поздно, и заниматься сегодня вы вряд ли будете… Я на прощанье могу протрезвить вас, чтобы утро даром не пропадало.

— Я и сам могу, — очень удивлённо возразил он. — Это что, новый метод обучения — в пьяном виде? Мне это определённо нравится, — он глумливо заулыбался.

— Вот видите, — упрекнула она его. — Вы даже отрезвляющие заклинания знаете — а это довольно сложная магия. Пейте-пейте, — подбодрила его она. — В крайнем случае, ничего не получится.

— Вы мне предлагаете выпить всё залпом? — поинтересовался он, открывая бутылку. — Должен вас разочаровать: мне это не по силам.

— Всё не обязательно, — улыбнулась она. — Нам с вами нужно, чтобы вы были основательно пьяны.

— Вы знаете, — сказал он, делая первый долгий глоток и вытягивая ноги — они сидели за письменным столом, в который Гермиона на первом же занятии превратила журнальный столик, а стулья Скабиор приносил с кухни, — мне сложно отвечать за себя в таком виде. Поймите меня правильно, — он сделал ещё один глоток, — вы — красивая женщина, и хотя я никогда в жизни не позволю себе…

— Вот и посмотрим, насколько я хорошая волшебница, — засмеялась Гермиона, помахав своей палочкой. — Обещаю ограничиться Петрификусом или даже просто Ступефаем. И не подавать заявления о нападении.

Они рассмеялись, и он демонстративно снова отпил из бутылки.

Опьянел он достаточно быстро, и когда его повело, поставил на стол примерно на треть опустевшую бутылку, сам понимая, что улыбается слишком сильно, но не имея ни сил, ни желания это менять, спросил:

— Ну? И что вы теперь со мной станете делать? Мадам Уизли. А?

Какие же у неё, всё-таки, были омерзительные духи! Он не встречал прежде этого запаха, но этот тип был ему отлично знаком, и он мог бы поклясться, что их рекламируют как «аромат для сильных, уверенных в себе женщин, которые точно знают, чего хотят» — так или похоже. Запах сам по себе его раздражал, но в сочетании с этой женщиной, которая действительно была такой, порой вызывал у него тошноту и желание оттащить её в ванну и попросту его смыть.

— А сейчас, — сказала она, — возьмите в руки палочку, мистер Винд, и верните бутылке её первоначальный размер, — она навела на неё свою, и та уменьшилась ровно наполовину. — Но не Финитой, а просто увеличьте её. Давайте.

— А если я сделаю это, — спросил он, глядя на неё, пожалуй, чересчур откровенно, — вы исполните одну мою просьбу?

— Смотря какую, — ответила она невозмутимо, на всякий случай, впрочем, не выпуская из рук палочки. Накинуться на неё в таком состоянии у него просто не было шансов, и даже попытайся он, она возмущаться не стала бы: в конце концов, она сама хотела, чтобы он потерял над собой контроль, а в подобных случаях некоторые издержки вполне допустимы, просто нужно быть к ним готовым заранее.

— Смените духи! — умоляюще попросил он.

— Что? — удивилась она.

— Ваши духи от-вра-ти-тель-ны, — чётко проговорил он. — Вы сами прекрасны, и пахнете изумительно, а эта дрянь превращает вас в претенциозную безвкусную дуру.

Гермиона задумалась над ответом. В его словах не ощущалось намерения оскорбить — скорее, в них была пусть и совершенно неприличная, но всё-таки искренность. Она убрала запах — чему только не научишься за годы допросов… кого только она ни допрашивала! — и спросила:

— Вас раздражает этот запах?

— Раздражает, — поморщился он.

— У вас тонкое обоняние, — понимающе кивнула она. — Вам неприятны духи как явление?

— Мне неприятны эти, — мотнул он головой. — На вас. Я уже сказал, почему!

— Потому что они превращают меня в дуру, — улыбнулась она. — Почему же вы так считаете?

— Потому что пре-тен-ци-озная и без-вкусная женщина, — выговорил он очень тщательно, потому что язык его уже слегка заплетался, — по определению дура. А вы ведь умная, и это досадно.

— Ерунда, — возразила она. — Не обижайтесь, но то же я могу сказать о вашей категоричности. Талант и интеллект никак не связаны со вкусом и манерою одеваться. Возможно…

— Раз вы душитесь — значит, хотите, чтобы на вас обратили внимание, — объяснил он, бесстыдно заглядывая ей в глаза. — Не хотели бы — не стали бы этого делать. А с такими духами вы всё равно, что кричите в толпе о том, что вы дура — или вы это намеренно? — засмеялся он пьяно. — Коварно обманываете обывателей?

— Эти духи не так уж плохи. Что заставляет вас считать их настолько чудовищными? — с любопытством продолжила Гермиона аккуратный допрос, продолжая на всякий случай внимательно следить за его движениями — однако Скабиор не предпринимал ни малейших попыток приподняться со своего стула, хотя взгляд его и стал уже совсем непристоен.

— Они пошлые, — скривился он. — Плоские, яркие и тупые.

— Сдадите трансфигурацию на «Выше ожидаемого» — сменю, — улыбнувшись, шутливо пообещала она. — На те, которые пройдут вашу цензуру.

— Я предложу вам одни, — пообещал он, сверкнув глазами. — Вам понравится. А это мотив… но «Выше ожидаемого»… нет, нереально, — он помотал головой. — Давайте просто — если сдам.

— Увы, — она развела руками, — слово сказано. «Выше ожидаемого» — и я обещаю минимум неделю проносить то, что вы одобрите. А теперь берите палочку и увеличьте, наконец, эту бутылку — и мы с вами на сегодня закончим и разойдёмся.

— А если я не хочу расходиться? — игриво поинтересовался он, склоняя голову набок.

— Ну, вы вполне можете остаться тут, вы же у себя дома — улыбнулась она. — А меня ждут любимый муж и дети. Давайте.

— Выпейте со мной? — предложил он, потянувшись к бутылке, которую Гермиона немедленно от него отодвинула.

— Я предпочитаю не пить трансфигурированный виски, — сказала она. — Увеличьте — и я подумаю, готова ли переступить через свои принципы и согласиться.

— Обещаете? — пьяно ухмыльнулся он, берясь, наконец, за палочку.

— Конечно, — кивнула она. — Ну же, давайте!

Он навёл свою чуть подрагивающую сейчас палочку на бутылку, сжал её, прекращая дрожь — и… ничего не случилось. Он выругался, мотнул головой, повторил — и на сей раз у него получилось.

— Браво! — воскликнула Гермиона, немедленно накладывая на него протрезвляющее заклинание и умолкая, позволяя ему прийти в себя. — Вот видите, — сказала она, когда его перестало трясти, а с лица исчезло выражение отвращения и неприязни, сменившись просто усталостью. — Вы можете всё. Просто не позволяете себе этого.

— Красивый эксперимент, — кивнул он, растирая замёрзшие руки.

— Простите, — вздохнула она. — Но мне хотелось вам доказать, что, чем слабее вы себя контролируете — тем лучше получается у вас то, чего вы не можете сделать в обычном состоянии. А значит, дело не в отсутствии способностей, а в чём-то другом.

— Вы предлагаете мне явиться на экзамен пьяным? — пошутил он.

— Вы знаете — регламент не запрещает такого, как ни странно. Но нет, разумеется. Вам просто нужно поверить в себя.

— Я помню наш уговор, — сказал он с неожиданно хитрой улыбкой. — Хотя я, конечно, не сдам на «Выше ожидаемого». Но помню.

— Я тоже помню, — кивнула она. — Вы простите — я заберу это, — Гермиона забрала бутылку, из которой он пил, и поставила на её место другую, точно такую же, только полную. — Там есть кое-что лишнее, — пояснила она. — Но, поскольку я вам обещала её оставить, надеюсь, это будет достойной заменой.

— То-то я удивился, что меня так быстро накрыло, — кивнул он, поёжившись. — Ненавижу протрезвляющие заклятья.

— Понимаю, — сочувственно сказала Гермиона. — Ну, мне пора. Подумайте, пожалуйста, об этом маленьком эксперименте, и мы непременно найдем решение.