Обратная сторона луны (джен)

Воскресным вечером в домике мадам Монаштейн разразился скандал.

Началось всё с неудачной попытки Сколь предупредить брата о том, что завтра с утра она вместе с мадам Монаштейн ненадолго оставят его одного. Хати, конечно, потребовал объяснений — и когда Сколь попыталась ему сбивчиво и неуверенно объяснить решение, давшееся ей так трудно, ожидаемо возмутился, хотя и не так, как предполагала его сестра.

— Ты всегда всё решаешь сама, как будто меня и нет! — бушевал он, яростно на неё наступая и, в итоге, практически прижимая к стене. — Сколько ты ещё будешь считать меня неразумным ребенком?! Почему ты вообразила, будто бы вправе делать за меня выбор и надеяться, что я пойду за тобой, как баран под Империо. — обиженным и злым голосом прокричал он. — А сейчас ты решила, что не позволишь мне даже этого!! Ты думаешь, если ты мне сестра, ты можешь всё решать за меня?!!

— Ты назвал это предательством, — виновато начала оправдываться Сколь, сжимаясь от его яростного напора. — И я…

— …решила стать предательницей за нас обоих?! — ещё сильней взвился он, стукнув кулаком в стену прямо рядом с её щекой. — Потому что брат у тебя — слабак и отвечать за себя неспособен?!

— Хати, — тоже начала злиться словно пришедшая в себя от этого удара Сколь. — Ты видел то же, что и я — Нидгар попросил нас!

— Он сказал, что мы сами должны решить! — перебил её Хати.

— Вот именно! И я…

— Мы! — крикнул он, снова ударив кулаком в стену со всей силы уже над её головой. — МЫ, Сколь! Не ты лично!!! Я тоже, хелева кровь, имею право решать!!!

— Я хочу выполнить последнюю просьбу Нидгара! — взвилась, наконец, Сколь.

— Я тоже! — прокричал ей в лицо Хати.

Она открыла было рот, чтобы ответить, но, сообразив, что он сказал, смолчала, нахмурилась, потом тряхнула головой и переспросила недоверчиво:

— Что?

— Что слышала! — с вызовом проговорил Хати. — Я тоже хочу сделать то, о чём нас просил Нид. Потому что он один о нас ещё думает — даже Эбигейл нас бросила, — сказал он очень горько.

— Я не хочу ругаться с тобой, — с неожиданной грустью сказала Сколь. — У нас с тобой есть теперь только мы… я просто хотела тебя защитить. А ты разозлился…

— Это я должен тебя защищать, — буркнул Хати, кажется, остывая. — У нас год всего разницы, а ты всё время ведёшь себя, как… как старшая, — он запнулся и произнёс, кажется, первое, что пришлось более-менее кстати. — Год — это ерунда и уже давным-давно не имеет значения.

— Мы оба должны защищать друг друга, — помолчав, согласилась она. — Хочешь, пойдём завтра с нами. Так будет даже и лучше… только надо тогда договориться, что и как говорить.

— Надо, — кивнул он, садясь на пол к кровати и облокачиваясь на неё спиной. Сколь подошла и обняла его — он ответил и, засопев, сказал грубовато: — Хватит уже обниматься. Излагай.

Так что в понедельник с утра в аврорат они явились втроём: тётушка и племянники. Тётя вновь была в своём слегка нелепом платье цвета пыльной розы, племянники же были одеты в старенькие, но чистые и выглаженные мантии, кое-где заштопанные достаточно аккуратно для того, чтобы это выглядело прилично, но недостаточно для того, чтобы быть совсем незаметным. Волосы Сколь были заплетены в две коротенькие косички с трогательными тоненькими светло-голубыми ленточками, а мантия под горлом была сколота простенькой, но все же старинной брошкой, на которой разве что написано не было «мамина», и девушка сейчас выглядела совсем ребёнком и казалась даже младше своего брата, которому мантия и приличная аккуратная причёска добавили и возраста, и серьёзности.

Скабиор, которому о грядущем допросе сообщили вечером накануне, увидев их, только хмыкнул: да, тётка МакТа… мадам Монаштейн знала своё дело. Волчата сейчас выглядели просто образцом несчастной поруганной невинности — даже ему захотелось их погладить по головкам и отпустить, даже не пожурив. Скабиор посмотрел на Поттера, в глазах которого была сейчас смесь восхищения, удовлетворения и чего-то ещё, что он определить не сумел, как ни пытался.

— Спасибо, что согласились прийти, — сказал Поттер волчатам. — Это несложная процедура: вам покажут несколько человек, среди которых вы, возможно, увидите кого-то знакомого. Вам нужно будет указать на него и ответить на пару вопросов. Смотреть будете через зачарованную стену, которая с вашей стороны будет прозрачной, а с их — самой обычной. Они не будут знать, что вы здесь. Они не увидят и не услышат вас, — добавил он мягко.

Скабиор испугался было, что он сейчас добавит что-то типа «не бойтесь» — и кто тогда знает этих волчат, как они среагируют на подобное подозрение, однако тот промолчал, очень доброжелательно и спокойно глядя на них.

— Мы всё сделаем, — очень вежливо ответила Сколь, сжимая руку брата.

— Мы вам очень признательны, — кивнул Поттер. — Давайте начнём. Кто первый?

— Мы пойдём не вместе? — спросил Хати.

— Нет, — качнул головой Поттер. — Опознание всегда проводится по отдельности.

— Я пойду первым, — быстро проговорил юноша. — А ты потом, — велел он сестре.

Та сжала губы, но спорить не стала — напротив, кивнула и даже сказала:

— Я подожду.

И действительно, она спокойно осталась ждать — но, когда все ушли, оставив её в пустой допросной одну, села за стол, обхватила себя руками и замерла. Брату она вполне доверяла, но не тревожиться о нём не могла — даже несмотря на то, что с ним пошла «тётя». Ей не нравилось, что здесь опять оказался Скабиор — тот самый Скабиор, с появлением которого у стаи и начались все неприятности, этот служащий в министерстве оборотень, который, как говорили, когда-то ходил в адъютантах у самого Грейбека. Она не доверяла ему — возможно, это он обманом вынудил Эбигейл уйти? Ей казалось, что он бы смог: они ведь были очень давно знакомы, и хотя Эбигейл была сильной и справедливой, Скабиор представлялся Сколь лживым талантливым хитрецом, который вполне мог бы заморочить ей голову. Просто он изменился, живя с волшебниками, а Эбигейл могла видеть в нём прежнего, хорошо ей знакомого Скабиора — и поддаться на его уговоры… иначе зачем, с чего бы ей, которая была сердцем и самим духом стаи, уходить?

Хати же привели в другую допросную, одна из стен которой была прозрачной.

— Хотите, можете присесть, — мягко предложил ему Поттер. В комнате находились трое: мадам Монаштейн, Скабиор и ещё один аврор, скромно сидящий за небольшим столом с бумагами.

— Давайте уже, — буркнул Хати, нервно сжимая руки.

Сейчас он увидит Нидгара. Наверное, в предпоследний раз… последний будет на суде. Хати очень мрачно глянул на Скабиора и, демонстративно отойдя от него, подошёл ближе к Главному Аврору и встал так, чтобы тот оказался между ним и оборотнем. Не потому, что доверял Поттеру — но с тем всё было понятно и просто: он был врагом, врагом понятным и честным, которого, по крайней мере, можно было уважать. Но оборотень, переметнувшийся к аврорам — это было гадко и отвратительно.

Скабиор в ответ лишь усмехнулся — и отошёл подальше, потом подумал и сел к столу. Он вполне понимал Хати — обоих их понимал, вот только легче ему от этого понимания не становилось. Он фактически перевернул свою жизнь ради этих подростков, а они кривят свои волчьи мордочки и глядят на него, как на предателя и подонка — на него, а не на Гилда и того же Нидгара, которые продали их и бросили, отдали на откуп аврорам и прекрасно себя чувствовали, пока один из них не попался. Но нет — Нидгара они всё равно решили послушать, а его, если б могли, наверное, просто убили бы, да не судьба. Обижаться на всё это было глупо, и Скабиор прекрасно понимал это — вот только понимание это ничего не меняло. Впрочем, лицо он держал прекрасно, и со стороны казался просто собранным и внимательным — а в глаза ему никто, слава Хель, не вглядывался.

Потому что, кого сейчас интересовали его глаза? Когда в допросную за прозрачной стеной вошли, наконец, пятеро, из которых четверо были аврорами под оборотным зельем, а пятым — Нидгар. Все пятеро — черноволосые, бородатые, в одинаковых простых холщовых мантиях, они встали, держа в руках таблички с номерами от одного до пяти. У Нидгара был четвёртый…

Хати шагнул к стене и, упёршись в неё руками, замер, пытаясь поймать взгляд Нидгара. А тот смотрел словно бы в никуда, стоял — и слегка улыбался, и выглядел спокойным и почти умиротворённым. Кто бы знал, чего ему это стоило… но детей следовало подбодрить — а он даже кивнуть им не мог, потому что, как его предупредили, в этом случае опознание было бы признано несостоявшимся, и дело могло для детей кончиться совсем скверно. Поэтому он сделал, что смог — заставил себя успокоиться и постарался выглядеть настолько спокойным, насколько это было возможно.

— Узнаёте ли вы кого-нибудь из этих людей? — спросил тем временем Поттер.

— Четвёртый, — после долгой паузы выговорил Хати.

И продолжал смотреть на него.

— Вы уверены? — уточнил Поттер. — Номер четыре?

— Да, — твёрдо сказал Хати.

— При каких обстоятельствах вы его видели?

— Он привёл нас туда, — отрывисто сказал Хати. — К Белби. На склад. Я… потом расскажу. Подробнее. Но это он нас привёл.

— Хорошо, — кивнул Поттер. — Пока достаточно. Благодарю вас. Подождите, пожалуйста, в другой комнате.

Сидевший у стола аврор кивнул Хати и, подождав, пока он поставит под протоколом своё имя, вывел его в коридор, но повёл не туда, где ждала Сколь, а в другую допросную, где и остался с ним — а девушку, повинуясь, вероятно, какому-то незаметному для других сигналу, привёл на его место аврор, её стороживший. Она точно так же замерла у прозрачной стены, и стояла там куда дольше брата, и даже на вопрос Поттера:

— Узнаёте ли вы кого-либо из этих людей? — ответила далеко не сразу, так что Поттеру пришлось его повторить.

— Да, — кивнула она, наконец. И, обернувшись, посмотрела Главному Аврору прямо в глаза и твёрдо сказала: — Номер четыре. Это Нидгар, — и, не дав задать ему никаких вопросов, продолжила, — это он нас привёл на тот склад. И там познакомил с остальными. Мы… мы просто не знали, что делать, — она сморгнула и потёрла глаза, словно пытаясь сдержать слёзы. — Это точно он.

— Дорогая, — мадам Монаштейн подошла к ней, и девушка трогательно ткнулась лбом ей в плечо и замерла так, едва слышно прошептав:

— Я хочу домой. Тётя, пожалуйста… Давайте уйдём отсюда.

— Конечно, моя хорошая, — она погладила девушку по плечам и строго посмотрела на Поттера.

— Благодарю вас, мисс Мун, — сказал тот. — Вы, разумеется, можете быть свободны — чуть позже мы свяжемся с вами. Мистер Винд, — обернулся он к Скабиору. — У вас есть какие-либо замечания по процедуре допроса?

— Нет, — покачал тот головой.

— Отлично, — резюмировал Поттер. — Мадам Монаштейн, мисс Мун, вас проводят.

Когда те, подписав протокол, ушли, Поттер тоже поставил в бумагах свою подпись и, вручив Скабиору перо, попросил:

— Есть разговор — но лучше в моём кабинете. Вы свободны сейчас?

— Как ветер, — мрачно усмехнулся Скабиор. — Да, пойдёмте.