Обратная сторона луны (джен)

Они стояли и пристально разглядывали друг друга — две женщины.

Две волчицы.

Молодая и матёрая; выросшая в семейном тепле домашняя девочка, о которой все и всегда заботились — и закалённая жизнью немолодая женщина, привыкшая рассчитывать лишь на себя и нести ответственность за других. У них не было ничего общего — у очаровательной юной Гвеннит, чьё миловидное, с мягкими чертами лицо обрамляли длинные тёмные волосы — и у суровой, потерявшей руку в бою Эбигейл, чьё когда-то привлекательное и нежное лицо время и характер сделали резким, а светлые волосы, в которых золото почти полностью сменилось серебром, были острижены по-мужски коротко.

Гвеннит, как хозяйка, улыбнувшись и протянув Эбигейл левую руку, заговорила первой:

— Добро пожаловать.

Их ладони были одинаково горячими и сухими, и рукопожатие вышло крепким и долгим. Скабиор, который сейчас, вопреки обыкновению, держался в тени, с жадным любопытством наблюдал за тем, как они приглядываются друг к другу, очень напоминая настоящих волчиц, кружащих и обнюхивающих одна другую. Наконец, их руки разжались, и Эбигейл произнесла:

— Я иначе представляла себе его дочь.

— Как? — спросила, улыбнувшись, Гвеннит.

— Слабее, — ответила Эбигейл, вызвав этим удивлённый и протестующий взгляд Скабиора, который, впрочем, смолчал.

— Почему? — тоже удивлённо спросила Гвеннит. — Он сильный и смелый, — горячо начала она его защищать, — и…

— Именно поэтому, — оборвала её Эбигейл. — Он склонен опекать и брать на себя слишком много, невольно делая своих подопечных слишком изнеженными и слабыми.

— Да с чего ты взяла?! — не выдержав, возмутился всё-таки Скабиор. — У меня в жизни кроме неё подопечных никаких не было!

— Она детёныш твой, а не подопечная, — усмехнулась Эбигейл. — В остальном — просто вспомни, почему мы снова с тобою встретились.

И пока Скабиор молчал, раздумывая над этими словами, Гвеннит пыталась понять, как положено приветствовать призраков, чтобы это было по-настоящему искренним и не несло того оттенка снисходительности, смешанной с любопытством, с которой она когда-то в Хогвартсе относилась к привидениям.

— Рада познакомиться с вами, — сказала она ему, наконец. — Простите, никак не могу сообразить, как следует здороваться с призраками, — сказала она, открыто ему улыбнувшись.

— Словами, — слегка усмехнулся он. — Я Варрик.

— Я Гвеннит, — сказала она — а Скабиор только сейчас спохватился, что в нервах даже забыл их всех друг другу представить. Чувствуя себя феерическим идиотом — и напоминая самому себе себя же тридцатилетней давности — он почти жалобно поглядел на Эбигейл, и та, верно поняв его взгляд, тоже представилась:

— Я Эбигейл.

— Я сейчас, — вдруг решительно произнесла Гвеннит и, развернувшись, бросилась вверх по лестнице. За Кристи, понял Скабиор. Он сам хотел показать этого малыша Эбигейл — но даже предлагать подобное Гвеннит не стал. А вот Гвеннит, со свойственным ей умением внезапно переходить от идей к воплощению, приняв решение, мгновенно ринулась его выполнять. В кого она такая решительная? И, главное, как удивительно ей везёт! Так ни разу и не нарваться на какую-то гадость (за исключением встречи с оборотнем в четырнадцатое лето жизни Гвеннит, которая так радикально переменила её судьбу — но Скабиор просто не мог считать «гадостью» то, что подарило ему сперва дочь, а после и крестника). А ведь куда более разумные и осторожные люди, поддавшись неуместным порывам, попадали в жуткие… или, по крайней мере, в идиотские ситуации! Да вот, хотя бы он сам — попридержи он тогда, с Гарольдом, своё вечное любопытство, жил бы сейчас спокойно… а волчата сидели бы, и не было бы никакого фонда, наверное… или был бы — но сам Скабиор точно бы не имел к нему никакого отношения. Или…

В голове Скабиора начала разворачиваться фантастическая картина того, как могли сложиться куски этой мозаики, если бы Гарольд тем вечером не нашёл его в «Спинни Серпент», сам Скабиор оказался тогда сдержаннее… или вообще в тот вечер остался, допустим, дома. До сих пор он был совершенно уверен, что в таком случае ничего бы не было — ни фонда, ни экзаменов, ни министерства — но… разве это МакТавиш или сам Скабиор придумали этот фонд? И ведь Поттер пришёл к нему с этой идеей как раз потому, что не знал о возобновившихся недавно контактах Скабиора со стаей… Или Поттер бы не стал защищать волчат, если бы у тех внезапно не появилась тётушка? Или… Выходило, что не всё так понятно и определённо, как ему представлялось прежде, и, возможно, не стоит вешать на несчастного Понтнера — которого, кстати, давно уже пора было бы навестить — всех собак. Скорее всего, в любом случае, Скабиор оказался бы втянут в эти министерские игры — вот только не был бы связан до конца жизни с МакТавишем, спасибо, хоть не личным контрактом, а джентльменским соглашением и обязательствами, которые накладывали на него совместно завершенные их дела. А значит…

Что всё это значит, он не додумал, ибо в этот момент вернулась Гвеннит, неся на руках спящего сына. Улыбаясь, она подошла к Эбигейл и Варрику и, показывая его им, сказала:

— Это Кристиан. Крис рассказывал вам о своём крестнике?

— Нет, — качнула головой Эбигейл, пристально разглядывая младенца. — Кристиан, — медленно повторила она. Потом обернулась к Скабиору и сказала задумчиво: — А я даже, кажется, и не знала твоего настоящего имени. Или знала когда-то — но давно забыла. Ты знал? — спросила она у Варрика.

— Думаю, нет, — отозвался он, слегка отступая назад, потому что не желал случайно своим холодом разбудить и напугать ребёнка. — Или тоже не помню. Он всегда был для меня Скабиором.

— Для всех нас, — сказала Эбигейл. — Значит, ты Кристиан, — она так странно смотрела на Скабиора, что он не выдержал и, нервно и коротко улыбнувшись, покачал головой:

— Для вас я всегда Скабиор. Хотя, если хочешь…

— Ты слишком нервничаешь, — сказала Эбигейл и вновь повернулась к младенцу. — Я, наверное, никогда и не видела таких маленьких, — сказала она негромко, потянувшись было рукой к его личику, но остановилась в самый последний момент. — У нас не рожали… или не оставались рожать, — медленно проговорила она, наклоняясь к ребёнку и глубоко втягивая носом незнакомый ей запах — тёплый, молочный…

— Совсем никогда? — недоверчиво переспросила Гвеннит, почему-то совсем не чувствуя желания отогнать её от сына подальше — подобному тому, что вскипало в ней всякий раз, когда рядом с Кристи оказывались те же Долиши, или её собственные подружки. Она и сестёр-то своих до сих пор подпускала к сыну весьма неохотно — хотя терпела, зная, что те помогают родителям присматривать за мальчиком, когда тот остаётся у бабушки с дедом на полнолуния, но обычно просто старалась об этом не думать. Эбигейл же не вызывала в ней никакой агрессии — лишь настороженность, смешанную с любопытством, а ещё со странным желанием удивить её чем-нибудь и показать или дать что-то особенное, чего у той никогда прежде не было.

— Совсем, — ответила Эбигейл.

Они так и стояли посреди коридора, почти у самой лестницы, и Гвеннит, спохватившись, позвала их в гостиную, где, подойдя вместе с Эбигейл к дивану — Варрик же продолжал держаться от ребёнка на расстоянии — жестом предложила ей сесть и, опустившись с ней рядом, спросила:

— Хотите подержать его на коленях? Он обычно спит крепко.

Скабиор даже рот приоткрыл от изумления, и паривший чуть позади него Варрик шепнул ему еле слышно:

— Хорошее чутьё у твоей дочки.

— Хочу, — сказала Эбигейл — и замерла, когда Гвеннит осторожно уложила ребёнка вдоль её колен ножками к животу, придерживая его головку своими ладонями. — Сколько ему? — спросила она после долгой паузы, во время которой медленно и на удивление осторожно провела, легко касаясь ребёнка, раскрытой ладонью вдоль всего его тела, от ножек до самой его макушки, которую и накрыла, в конце концов, своею рукой, что тоже, как ни странно, не вызвало у Гвеннит никакого протеста.

— Почти полгода, — улыбнулась Гвеннит. — Вскоре после этой луны исполнится.

— И он человек, — совсем тихо проговорила Эбигейл, не замечая, с каким удивлением смотрит на них Скабиор, и насколько печален взгляд Варрика.

— Человек, конечно, — кивнула Гвеннит. — И останется… я надеюсь.

— Кто твой муж, девочка? — спросила вдруг Эбигейл, отрываясь, наконец, от младенца и пристально глядя на его мать.

— Арвид, — в голосе Гвеннит прозвучала та теплота, с которой она всегда произносила имя своего мужа, и Эбигейл с явным одобрением тоже коротко ей улыбнулась. — Он аврор, — добавила Гвеннит.

— Аврор и волчица, — задумчиво проговорила Эбигейл. — Как этот мир изменился.

— Это всё Крис, — улыбнулась вдруг Гвеннит. — Это он придумал, как мне найти работу — и я оказалась в министерстве, и там встретила Арвида. И вообще это всё он, — заулыбалась она ещё шире и протянула к нему руку. — Крис, — позвала она, и когда он не тронулся с места, повторила настойчиво и просяще: — Крис! Ну, пожалуйста, иди к нам! И вы тоже, — добавила она, обращаясь к Варрика, но тот качнул головой:

— Не стоит. Дети обычно боятся призраков — я не хочу пугать твоего сына. Но спасибо, — он слегка улыбнулся. — Иди к ней, — велел он Скабиору. — Твоя дочь очень похожа на тебя.

— Правда? — радостно спросила у него Гвеннит, обнимая подошедшего к ним, наконец, Скабиора. — Чем? Почему вы так думаете?

— В тебе много решительности и храбрости, — объяснил он. — И романтизма, который не выветрился из него за все эти годы.

— Расскажи, как вы встретились, — попросила Эбигейл, и Скабиор почувствовал, что краснеет. Эту историю знал, конечно, весь Лютный, потому что когда-то Гвеннит рассказывала её всем желающим, а ему самому в то время это было почти безразлично — но это тогда… А сейчас она казалась ему глупо сентиментальной, а для волков так и вовсе романтически-пафосной — надо было предупредить Гвеннит ответить на этот вполне ожидаемый вопрос что-нибудь общее…

— Меня обратили, когда мне было четырнадцать, — с хорошо знакомым Скабиору удовольствием начала рассказывать Гвеннит. — И к зиме… меня обратили летом — мне уже не хотелось жить, и однажды в Рождество я стояла на мосту и собиралась прыгнуть, но мне никак не хватало смелости. И вот там меня нашёл Крис и забрал с собой…

Слушая этот хорошо известный ему рассказ, Скабиору от смущения хотелось провалиться сквозь землю, и тихий смех Эбигейл прозвучал для него почти приговором.

— Романтизм — не худшее, что может случиться с волком, — сказала она, глядя на него непривычно ласково и снисходительно. — Во всяком случае, я видела, к чему ведёт сухость души и мыслей — твой вариант лучше. Я была бы рада видеть тебя у нас в лагере, — сказала она Гвеннит. — Никто из нас не причинит тебе зла. Приходи, если захочешь.

Гвеннит тут же вопросительно посмотрела на Скабиора — и, уловив неуверенность в его взгляде, ответила:

— Спасибо. И я совсем забыла об ужине, — лёгким взмахом палочки она подняла Кристи в воздух и встала. — Пойдёмте, пожалуйста, — пригласила она Эбигейл — и, немного смущённо взглянув на Варрика, извинилась: — Я не знаю, чем и как угощают призраков…

— Ничем, — успокоил он её. — Я просто посижу с вами.

…— А каким он был в юности? — спросила Гвеннит за ужином.

— Почти таким же, — ответила Эбигейл. — Немного глупее, немного яростнее и обижен на весь белый свет. А в целом — таким же.

— Он был яростным, — сказал Варрик. — И упрямым. И понимал, что иногда ничего больше не остаётся, кроме как броситься в драку — даже если противник сильнее и выиграть не получится. Хотя вообще был разумен — особенно на фоне остальных. Хочешь знать, почему я тогда позвал тебя к нам, хотя понимал, что серьёзного бойца из тебя никогда не выйдет? — спросил вдруг он Скабиора.

— Знал, говоришь? — Скабиор заставил себя улыбнуться, хотя узнать подобное спустя столько лет было не слишком приятно.

— Знал, — спокойно подтвердил тот. — Ты был умным и слишком любил себя и жизнь, чтобы стать по-настоящему хорошим бойцом.

— Тогда почему позвал? — Скабиор решил отложить пока что обиды — слишком уж ему хотелось услышать ответ. А пообижается и порасстраивается он ночью — ну, или завтра. Или вообще успокоится к тому времени…

— Во-первых, тебя нужно было обучить драться — я видел, что ты можешь стать кем-то большим, чем многие из нашей стаи, но без умения постоять за себя у тебя бы это не вышло. Во-вторых, ты был уже тогда хорошим волшебником — и нам самим было, чему у тебя поучиться, но никто бы не стал всерьёз воспринимать слабака. В третьих, — он коротко усмехнулся, — нужно было что-то делать с твоим темпераментом. Наших волчиц ты тогда сторонился, а других женщин в лагере не было — и ты его весь выплёскивал в драках. Хотя и — признаю — был уже тогда весьма осторожен.

— Хочешь сказать, — сдерживая улыбку, спросил Скабиор, — я тебе тогда понравился?

— Хочу, — кивнул Варрик.

К этому моменту Скабиор уже успокоился и почти привык к сидящим за столом Эбигейл и Варрику, начав обращать, наконец, внимание на всякие мелочи — вроде того, что она использовала режущее перед тем, как взять вилку, и куски мяса на её тарелке получились на удивление аккуратными. И вообще, как ни странно, Эбигейл чувствовала себя за столом совершенно естественно. Скабиор впервые задумался о том, где она родилась и как вообще попала когда-то в стаю — кто, когда и почему её обратил, почему она решила остаться с Грейбеком и кем, в конце-то концов, были её родители. Жаль, что спрашивать об этом было невежливо и неуместно.

Разговор же тем временем крутился вокруг его молодости и того, какой была стая при Фенрире Грейбеке, каким был тогда Скабиор, и каким — сам Грейбек. Говорили, по большей части, конечно, гости — а Гвеннит слушала, серьёзно и вдумчиво, и, в свою очередь, отвечала на их вопросы с обычной для неё откровенностью, которая, впрочем, перестала смущать Скабиора. Он постепенно расслабился — и по большей части просто сидел, глядя на них и держа на руках проснувшегося Кристи, и ловил себя на ощущении, что настоящий семейный вечер должен выглядеть именно так.