Обратная сторона луны (джен)

Впрочем, в следующее мгновенье он с облегчением выдохнул, сообразив, что не чувствует запаха крови. В кухне пахло… малиной. Малиной?

— Гвен, — обнимая свою безутешную дочку, заговорил он, ласково и настойчиво приподнимая её зарёванное лицо и заглядывая ей в глаза. — Маленькая, расскажи, что у вас тут такое?

Судорожно всхлипывая, она попыталась что-то сказать, но не смогла — лишь протянула ему свои руки. Он взял их и, поднеся к лицу, принюхался, а потом и лизнул, вызвав этим у неё новый всплеск слёз.

— Желе, — наконец, сообразил он. — Что-то случилось с твоим желе?

Она закивала и, зажмурившись, ткнулась лицом ему в грудь.

Скабиор с силой, почти до крови прикусил нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. Нет, он искренне сочувствовал Гвеннит — но, с другой стороны, так убиваться из-за желе? Из-за еды, пусть даже и заколдованной? Святая Моргана, ну почему твои, даже повзрослевшие, дочери такие… чувствительные?

— Гвен, — очень мягко и ласково начал он. — Мне жаль, — искренне проговорил он, имея в виду, конечно, её саму, а не желе. Что же, интересно, случилось?

— Я сама… виновата… — заговорила она, наконец — неразборчиво, всхлипывая, но всё же заговорила. — Кристи… я не увидела… я его… вынула… они иг… играли-и… я… в гостиную… поднос… на по-о-ол… — она опять зарыдала, а Скабиор, вздохнув, сгрёб её в охапку и, усадив к себе на колени, заговорил, как мог, утешающе:

— Я не думаю, что Кристи хотел сделать что-то плохое. Он ещё маленький и не понимает…

— Я знаю! — выкрикнула она. — Это я! Я! Я сама, — отчаянно проговорила она. — Я их оставила… я… я убила его… понимаешь? Крис? Убила…

Он опять закусил губу, на сей раз всё-таки её прокусив, и, сглатывая кровь, чей вкус парадоксальным образом напомнил ему о том, что в последний раз он ел около полуночи, а уже почти полдень. Он старался говорить как можно более убедительно, радуясь, что Гвеннит сейчас слишком расстроена и несчастна, чтобы увидеть выражение его глаз, в которых, как он подозревал, несмотря на все его старания, плескал смех:

— Желе нельзя убить, маленькая — оно не, — он запнулся, — не живое существо же. Я знаю, что оно тебе было дорого, — продолжал он, чувствуя себя на редкость глупо, — но оно ведь всё равно не могло существовать вечно.

— Ты не понимаешь, — помотала она головой. — Я же… обещала ему… обещала… и оно… было моим! — она громко всхлипнула — и зарыдала опять.

— Твоим, — медленно повторил он. — Обещала…

— Да! — выкрикнула она, сжимаясь у него на коленях в комок. — И вот…

Эти её слова стали ключом — и ему вдруг резко перестало быть весело. И он заговорил уже с настоящим сочувствием:

— Я понимаю, маленькая. Правда, понимаю. Это больно, когда не выходит сдержать обещание и защитить того, кому обещал…

Она продолжала плакать — и он был бы и дальше готов сидеть с нею здесь хоть до самого вечера, но наверху рыдал Кристи, и Скабиор, молча поднявшись, взял Гвеннит на руки, поднял и, слегка помогая себе левитацией, пошёл с ней наверх, в её спальню. Уложив Гвеннит и забрав из кроватки рыдающего ребёнка, он устроился рядом с ней и, обнимая теперь уже их обоих, принялся утешать сразу двоих.

В какой момент к нему на ноги запрыгнул вдруг Лето, Скабиор не заметил, но когда и Кристи, и Гвеннит, наконец, постепенно затихли, задремав от вымотавших их слёз и горя, он, наконец, обратил внимание на лежавшего на нём серебристо-белого зверя.

— Что ж ты не остановил его, а? — спросил Скабиор внимательно глядящего на него книззла. — Ты же взрослый, волшебный зверь — должен понимать и следить за ним… смотри, сколько несчастий — хорошо хоть не в первый день нового года, а под конец старого.

Лето смущённо и виновато отвёл глаза и опустил голову, а затем начал слезать с ног своего хозяина.

— Иди лучше сюда, — позвал его Скабиор. — Хоть ты не ходи с несчастным видом сегодня, а? — попросил он. — И давай, начинай готовиться к какому-нибудь приятелю или подружке — кого там Гвен себе выберет. Не дело это, когда человек так по желе убивается… надо ей ещё завести кого-нибудь, как ты думаешь?

Лето издал короткий утробный звук, и, вернувшись, решительно влез между лежащей Гвеннит и уснувшим прямо у Скабиора на груди маленьким Кристианом. И замурлыкал, зажмурив свои удивительные зеленовато-голубые глаза.

Оставшийся день был печальным и тихим. Проспав часа полтора, Гвеннит встала и, спустившись вниз, аккуратно, руками собрала с пола все кусочки, уже не подававшие никаких признаков жизни, в свою самую любимую миску и лучшим полотенцем вытерла оставшиеся повсюду яркие лужицы. Она плакала и говорила с ними тихо и ласково, а когда закончила, сидевший с Кристи на нижних ступеньках лестницы Скабиор негромко её спросил:

— Что ты будешь с ним делать?

— Похороню, — сказала она тоже тихо, даже не пытаясь стирать текущие по щекам слёзы.

— Позволишь пойти с тобой? — спросил он.

— Я знаю, что тебе это кажется глупым и, наверно, смешным, — сказала она. — Но да… пойдём. Пожалуйста.

— Да нет, — он вздохнул и, поднявшись, обнял её одной рукой. Кристи тоже тут же протянул ручки и обхватил Гвеннит за шею, но Скабиор тут же мягко разнял их, прижимая его к себе. — Не кажется. Да это же и не важно — какая разница, что думаю я. Тебе плохо — я хочу быть рядом.

— Будь, — жалобно согласилась она, всхлипнув совсем по-детски, и на мгновенье прислонилась лбом к его плечу. — Я… а я даже не знаю, есть ли у нас лопата, — сказала она растерянно. — И не знаю, как её трансфигурировать… надо… надо посмотреть в справочнике, — торопливо проговорила она. — Я хочу по-настоящему — просто вырыть…

— Лопата есть, конечно, — сказал Скабиор. — В лодочном сарае. Я принесу, а ты пока выбери место, — предложил он — и вывел её из дома.

За лопатой Скабиор сходил вместе с Кристи — а Лето вился у ног Гвеннит, словно пытаясь её утешить. Место для могилы она выбрала позади дома, на солнечной стороне, почти на границе участка. Яму она рыла сама — промёрзшую землю, правда, пришлось растапливать заклинанием — а затем, поставив туда миску, спохватилась, сообразив, что земля сейчас засыплет желе, и хотела было вернуться в дом и принести какую-нибудь крышку или тарелку, чтобы его закрыть, но Скабиор предложил вдруг:

— Я тут подумал… ты не хочешь посадить здесь малину?

— Малину? — переспросила она.

— Малину, — кивнул он. — И не закрывать миску ничем. Куст прорастёт в желе, и оно будет жить в нём. Что скажешь?

— Крис, — она замерла, а потом бледно улыбнулась, впервые за это утро. — Крис, это… да, я хочу. Хочу, — повторила она, горячо обнимая их с Кристи и целуя — сначала сына, а потом и Скабиора. — Спасибо, — горячо прошептала она. — Но ведь это, наверно, весной?

— Я думаю, да, — кивнул он. — Не уверен, но мне кажется, что зимой ничего не сажают. Но я могу узнать — у нас в «Лесу» много всяких книг по садоводству, думаю, там что-нибудь есть и про малину. Купишь весной какой-нибудь особенный куст… самый живучий и самый сладкий. Или можно в лесу найти и просто выкопать, если хочешь — я найду какого-нибудь специалиста. Да?

— Да, — опять улыбнулась она. — Тогда я… я сейчас, — она убежала в дом и вернулась с серебряным шёлковым шарфом, что был на ней на том балу, откуда она принесла желе. — Ты не обидишься? — умоляюще спросила она.

— Нет, конечно, — мягко заулыбался он. — Он же твой. Мне кажется, он очень сюда подходит — красиво и символично.

Опустившись на колени, Гвеннит осторожно обернула полотенце и миску с желе в шарф и, опустив их в яму, взяла в руки лопату — и замерла, нерешительно поглаживая пальцами её черенок.

— Что? — спросил Скабиор, подходя к ней и одновременно распуская свои собранные в хвост волосы, чтобы на некоторое время отвлечь обожавшего играть с ними Кристи. — Что ещё, маленькая?

— Крис, — она посмотрела на него вновь наполнившимися слезами глазами. — Я… Я бы хотела… я знаю, что так нельзя, — она снова заплакала, и он, про себя привычно воззвав к Святой Моргане, подошёл и ласково коснулся свободной рукой её щеки.

— Расскажи мне, — попросил он. — Мало что действительно нельзя в этом мире.

— Я… я всё равно больше никогда его не надену, — разрыдалась она, обнимая его за шею. Кристи, испуганный и взволнованный этим, тоже захныкал, и Скабиор быстро проговорил:

— Платье? Ты про то своё платье? В котором была на балу?

— Которое ты… купил мне, — кивнула она, дрожа. — Оно… оно такое… краси-ивое… Крис… но я… я просто… просто теперь… просто не смогу-у…

— Я понимаю, — кивнул он, обнимая её всё той же свободной рукой и гладя по голове. — Понимаю. Не плачь так, маленькая… это же просто платье. Обычная тряпка, пусть даже красивая. Хель с ней — к следующему балу купим другое. Вот уж, что точно не стоит твоих слёз, — убеждённо проговорил он.

— Крис, — горячо прошептала она, — Крис, ты правда…

— Я правда, — слегка нетерпеливо перебил он. — Неси его сюда — и никогда не плачь из-за тряпок. Желе — я понимаю, — добавил он мягче, — но ничего из того, что можно просто купить, никаких слёз не стоит.

— Крис, — она чмокнула его в щёку — и опять убежала в дом.

— Какое счастье, что ты мальчик, — сказал Скабиор хнычущему у него на руках крестнику. — Надеюсь, ты не вырастешь таким плаксой — потому что, скажу тебе по секрету, даже для девочки это слегка чересчур. Хотя твоя мама и самая лучшая девочка в мире, — он погладил его тёмные волосы и, сняв со своей шеи платок, обвязал им запястье мальчика. Это сработало: Кристи, позабыв о слезах, начал с увлечением его стаскивать, и когда Гвеннит вернулась, только негромко покряхтывал от усердия.

— Ты, правда, не против? — спросила Гвеннит, смущённо сминая в руках платье.

— Оно твоё, — повторил Скабиор, — и это всего лишь одежда. Если ты считаешь, что так будет правильно — возражать с моей стороны было бы просто дико.

Гвеннит, тепло и признательно ему улыбнувшись, вновь опустилась на корточки и уложила чёрное платье поверх серебряного шарфа. А затем, встав, молча закопала, наконец, импровизированную могилу и, разровняв её, огляделась.

— Надо её как-то отметить… я не хочу так, — сказала она.

— Отметишь весной, — напомнил он ей, обнимая её за плечи.

— Ты прав, — кивнула Гвеннит. — Пусть будет просто… пусть оно просто ждёт, — она опустилась на колени и погладила ладонями небольшой холмик. — До весны. А потом возвращается — уже по-другому. Как хорошо ты придумал, — она поднялась и, утерев слёзы тыльной стороной руки, слегка улыбнулась.

— Ну, пойдём, — позвал он её. — Кристи замёрз, я думаю — и уж точно проголодался.

— Прощай, — тихонько проговорила она, присев на корточки и снова погладив землю ладонями. — Ты вернёшься ещё — уже совсем живым, пусть даже и по-другому. Прости, — она шмыгнула носом и, встав, быстро направилась к дому.

Новый год, в отличие от Рождества, в доме Гвеннит отмечали шумно и весело: вечером тридцать первого декабря в гостиной собрались обе семьи — Уитби и Долиши. Сёстры и братья Гвеннит пришли со своими детьми — и дом и двор наполнились их смехом и беготнёй, на которую все собравшиеся смотрели сквозь пальцы. Подарки на сей раз были символическими: книжки, игрушки и конфеты детям и мелочи вроде вязаных шарфов и перчаток — взрослым. А когда все, наконец, разошлись, Скабиор, таинственно улыбаясь, вручил Гвеннит ярко-красную, усыпанную золотыми звёздами и перевязанную большим золотым бантом коробку.

— Там шляпка? — спросила она с любопытством. — К тем перчаткам?

— Нет, — сказал он, улыбаясь. — Там вовсе не шляпка. Открой.

Она, продолжая весело поглядывать на него, сняла ленту и, осторожно приоткрыв коробку, ахнула, расплываясь в улыбке:

— Ой, Крис… Крис, это же пушистик!

— Очень полезное существо, — кивнул он, подхватывая возбуждённо переступающего с лапы на лапу Лето и сажая его себе на колени.

— Иди сюда, маленький! — заворковала Гвеннит, доставая зверька из коробки и не замечая очень довольного выражения лица Скабиора. — Какой ты прелестный! — она наклонилась и ткнулась носом в нежно-кремовый мех зверька. Тот заурчал — сперва тихо, потом всё громче и громче, и Гвеннит, поглядев на тянущего к нему нос Лето, строго сказала: — Его трогать нельзя! Крис, — встревоженно сказала она, — думаешь, он его не обидит?

— Книззлы умные, — успокаивающе проговорил тот, — и я консультировался с его заводчицей — раз, и они уже познакомились — два. Лето его не тронет. Да? — спросил он книззла, и тот, коротко мяукнув, потянулся мягкой, без когтей, лапой к пушистику. Гвеннит очень осторожно поднесла зверька ближе, и Лето, сперва тронув его лапкой, затем подался вперёд и потёрся об него щекой. — Видишь? — спросил Скабиор, улыбаясь, когда пушистик, высунув свой длинный узкий язык, засунул его в ухо довольно зажмурившемуся от этого Лето. — Всё отлично.

— Крис, — она обняла его за шею и уткнулась носом в плечо. — Спасибо. Я в детстве мечтала, но мама их почему-то не любит.

— Мечты сбываются, — улыбнулся он, тоже её обнимая. — С новым годом, маленькая. Пусть он будет лучше, чем этот.