Обратная сторона луны (джен)

Покидая палатку, Вейси отчаянно себя ненавидел — за всё: за свою слабость, за Феликс Фелицис, который так крепко вошёл в его жизнь, что сам он уже не до конца понимал, что же с ним делать, за то, что невольно ввёл в заблуждение Поттера, который, конечно же, не поверил в историю о буфете, и, скорее всего решил, что дело в каком-нибудь из проклятий, полученных неосторожно в бою, и за то, что именно сейчас, когда каждая пара рук и каждая голова — на вес золота, он выбывает из строя. Вейси как никогда остро ощущал своё постыдное бессилие, и понимал, что нуждается в отдыхе, и если как минимум не поест и не выспится этой ночью, то действительно упадёт. Но где-то в глубине души он чувствовал смутное облегчение, что может уйти, и думал, что это, наверное, хорошо, что именно он нашёл Причарда, а не Бэддок. Они приятельствовали, конечно, но друзьями в полном смысле этого слова никогда не были — и если ему тоскливо, больно и тяжело видеть подобное, то каково было бы Малькольму…

В Мунго Вейси отбыл с бессознательным Причардом, тремя тяжело ранеными подростками из защитников Билле Мёдба и двумя бойцами Бэддока, отделавшимися поверхностными ранениями, в качестве дополнительного конвоя — и уже там Леопольд, пережидая очередной приступ головокружения и тошноты, к которому сейчас снова добавилось мерзкое жжение в желудке, и высматривая боковым зрением Гермиону Уизли, смог оценить, насколько серьезно Департамент Магического Правопорядка подошел в вопросу организации безопасности.

Часть холла первого этажа, куда он прибыл, была оцеплена сотрудниками ДМП, а вокруг можно было заметить мерцание чар помех, чтобы никто не увидел и не услышал лишнего. Один из свободных сотрудников, встречающий прибывающих, подошёл к Вейси и участливо протянул ему стакан воды, вызвав этим у него новый приступ мучительного стыда. Впрочем, воду он взял и быстро и жадно выпил, надеясь, что она приглушит боль в желудке — и, хотя в этом он ошибся, но тошнота и вправду уменьшилась, и он, вытерев губы холодной и влажной от пота ладонью, благодарно кивнул и направился к мадам Уизли.

Она выглядела уставшей и немного растрёпанной, но держалась прекрасно — и, выслушав Вейси, кивнула, а затем изучив записки, которыми МакДугал сопровождал каждого раненого и пообещав немедленно отдать соответствующие распоряжения постам, выставленным у палат освобождённых заложников, внимательно его оглядела и почти слово в слово повторила распоряжение Поттера непременно показаться целителю. Вейси кивнул — и отправился в сопровождении двух дежурных устраивать Причарда.

Согласно направлению от МакДугала, их отправили на второй этаж, дополнительно выделив в сопровождение медиковедьму, тоже бросавшую на Вейси сочувственные и в то же время восхищённые взгляды, от которых тому хотелось провалиться сквозь землю. Впрочем, сейчас у него было отличное средство, мгновенно возвращающее мозги на положенное им место: для этого ему было достаточно просто взглянуть на бескровное лицо Причарда. «Только выживи», — билась у него в голове одинокая мысль — и предложи ему кто-нибудь вот прямо сейчас обменять выздоровление Причарда на раскрытие его стыдной тайны, Вейси бы, не задумавшись, согласился.

Леонард Грейвз, заведующий отделением ранений от живых существ, принял их лично — и, пока Причарда устраивали в небольшой отдельной палате, Вейси упрямо ждал в коридоре, хотя, вроде бы, нужды в этом никакой не было. А потом даже заглянул внутрь, с разрешения целителей, разумеется, и с минуту молча смотрел на лежащего под тонкой простынёй коллегу, уже раздетого и, судя по всему, лишенного магическим образом бороды и спутанных грязных волос, из-за чего его лицо выглядело лишь ещё более измождённым.

— Прогнозов пока нет, да? — спросил он Грейвза — и тот покачал головой:

— Давать прогнозы пока преждевременно. Но, раз жив — будем бороться. А с вами-то что? — целитель оценивающе оглядел Вейси.

— Да это все ерунда, — отмахнулся Вейси. — Я со вчера болею — так уж просто совпало не вовремя. Устал, да и не ел толком…

— Спуститесь на первый этаж, — с нажимом произнес Грейвз, — Анна вас проводит, — кивнул он медиковедьме. — Если вас не прокляли, это еще не повод запускать свой организм, лучше лечить причину, чем бороться с последствиями.

— Спущусь, — кивнул Вейси. Он всё равно собирался… первый — это хорошо, это там принимают целители общего профиля. Значит должно обойтись. — Вы… этот человек многих спас. Очень многих, — подчеркнул он.

— Мы сделаем всё, что в наших силах, — Грейвз похлопал его по плечу, направляя в сторону лифта, и Вейси, простившись и кивнув оставшимся у палаты охранниками, ушёл вслед за медиковедьмой, обещая себе завтра же зайти и справиться… обо всех. Не только о Причарде. Кстати… кстати! — он даже остановился. Фоссет. Она же тоже должна быть здесь!

Спустившись на первый этаж, он, пользуясь своим служебным положением, легко узнал, где находится Фоссет — и вместо того, чтобы отправиться сразу к целителю, извинился перед сопровождающей его девушкой и, вернувшись к лифту, поднялся на пятый этаж, куда, как ему сказали, несколько часов назад доставили его бывшую начальницу и Риону О'Нил. В палату его, разумеется, не пустили, но, глядя на его бледное лицо и порванную в нескольких местах мантию, сжалились и информацией всё-таки поделились — услышав о том, что Фоссет вполне в сознании, хотя очень слаба, и сейчас спит и будет спать ещё долго, он даже не пытался удерживать счастливую и радостную улыбку. Жива! Жива, и даже её состояние не вызывало у целителей глубокой тревоги — о прогнозах дежурный целитель говорил, конечно, с подобающей осторожностью, но звучали они довольно оптимистично. Больше того: Вейси предложили заглянуть к ней завтра, пообещав, что, если она будет в сознании, его на пару минут пустят в палату, и он, кивая и говоря что-то банально-радостное, даже почувствовал себя лучше. Всё-таки хотя бы кого-то ещё они, похоже, вытащили из этого адова места без непоправимых потерь. Жаль, что так получилось с О'Нил… Впрочем, её он лично знал не очень близко — и, наверное, оттого новости о ней воспринял с грустью, но довольно спокойно.

И только потом он отправился, наконец, к целителю общего профиля, который, по счастью и в силу большой загруженности, удовлетворился его объяснением о нервной работе и нерегулярном питании — и неудачном ужине накануне в буфете Магического Муниципалитета в Дублине. Впрочем, осмотрел он Вейси внимательно и наотрез отказался писать в заключении столь желаемое пациентом «здоров». Напротив, выписав ему шесть зелий и лично выдав ещё почти столько же, отправил его домой «минимум дней на пять», прописав отдыхать как можно больше и исключить из рациона острое, жареное, капусту, салат и любой алкоголь, и непременно показаться дня через три. Смерив его совершенно убийственным взглядом — который не произвёл на целителя ни малейшего впечатления — Вейси сквозь зубы выжал из себя благодарность и отправился наверх — за зельями.

А затем аппарировал прямо домой, где, вымывшись, поев и залившись всеми выданными ему зельями, упал было спать и даже забылся тяжёлым и беспокойным сном — но проснулся уже через пару часов от собственного крика. На сей раз он отлично запомнил, что его так напугало: ему снились медленно оплетающие его тонкие белесые нити проклятых корешков, нежные, словно шерстинки, пробирающиеся под ногти, расползающиеся под кожей, жутковато при этом его щекоча. Они забирались в ноздри, уши и рот, и в какой-то момент он обнаружил, что задыхается. Он дёрнулся — и только тут понял, что не один: вокруг него, подобно Причарду, распятые на проросших сквозь них корнях, висели тела.

И, присмотревшись, он с ужасом узнал их… своих людей — тех, кого он потерял этим утром. Их лица были высохшими и обескровленными, а глаза — мёртвыми и холодными, и сквозь глазные яблоки тоже успели уже прорасти тонкие полупрозрачные нити, шевелящиеся, будто черви. Они все были мертвы, и в то же время словно наблюдали за ним с каким-то презрением.

Вейси резко сел на кровати, тяжело дыша и рванув ворот мокрой от холодного пота рубашки — и зажмурился, борясь с головокружением и резкой головной болью. А потом закрыл лицо ладонями — и разрыдался. От боли за тех, кого должен был уберечь, но не смог — своих людей, тех, кто ещё вчера служил под его началом, тех, за кого он столько лет отвечал и должен был… Должен был как-то иначе спланировать действия своей группы. Потому что четверо из девяти — это чудовищно много, это практически половина… Он впервые терял людей, и, занимая свой пост меньше года, лишился фактически половины своего отдела — а ещё тот парень из ДМП, чьего лица он почти не помнил. Половина — а на нём самом нет ни царапины! Впервые за последний год ожидаемое везение Вейси совсем не радовало — напротив, от него было куда более тошно. Он ведь не рисковал сам, по сути — с ним-то ничего не могло случиться. И он знал это, знал, и привык уже к своей замечательной безопасности и удачливости — и забыл, что на окружающих его людей она вовсе не должна распространяться. Мерлин, что же он натворил…

Четыре смерти — которые, возможно, он мог бы предотвратить, если бы…

Да нет — не «мог бы». Обязан был. Он был обязан их защищать — а вместо этого, положился, как всегда, на удачу. И пренебрег, непростительно пренебрег очевидными же вещами… Ведь можно было заколдовать тот склон, на всякий случай… А то, как позорно он провел бой — да его людям пришлось прикрывать его, пока он не смог собраться! А ведь, будь он в приличной форме — и потерь они бы смогли избежать…

На другом же фланге погиб только один, всего один человек…

Слёзы постепенно закончились, но он очень долго просто сидел на краю кровати, в какой-то момент уронив уставшие руки на колени — одно из них отозвалось болью, но это почти обрадовало его, и Вейси, наказывая себя внезапно подвернувшимся способом, нарочно сжал его со всей силы. Боль — уже не такая острая, обычная боль от ушиба, пусть и сильного — немного отрезвила его, и он, наконец, потянулся к стоящей у кровати тумбочке и, привычно отыскав на ощупь знакомый флакон, сделал пару больших глотков обезболивающего, чтобы унять пульсирующие теперь и колено, и голову.

В конце концов, его истерика уже никому не поможет. Он нужен живым — и плевать на целителя, но выспаться он действительно должен. Выспаться — и назавтра явиться туда, к дракклову каменному холму. Если он будет прилично выглядеть, то наверняка сумеет убедить Поттера допустить его хоть к какой-то работе.

Однако для того, чтобы выспаться, одного обезболивающего и, возможно, снотворного ему было мало — для этого ему нужно было ещё кое-что. Вернее, кое-кто — и он, допив обезболивающее, дождался, покуда боль отчасти уймётся и аппарировал к «Спинни». И, заходя в заведение, надеялся, что Идэссу ему не придётся ждать слишком долго.

И ему действительно не пришлось.

— …Я дурак, — тоскливо простонал он в какой-то момент, сворачиваясь клубком и обхватывая руками свои колени. — Ты не представляешь, какой я дурак! — прошептал он, зажмуриваясь и чувствуя её горячие губы на своей шее. Это не было поцелуем: она просто прижалась ими к ней и тихо гладила одной рукой его волосы, другой обнимая Вейси за плечи — молча… Моргана и Мерлин, как же она умела молчать! Он перехватил её руку и, притянув, прижал к своему лбу — холодному, мокрому… Ему было плохо, плохо и пусто, и он знал, что никогда уже ничем не закрыть ему эту пустоту, оставленную в нём теми четырьмя смертями, в которых никто его не винил… Если бы они только знали!

Ему очень хотелось переключиться — пусть ненадолго, но ведь именно ради этого он привёл её сегодня к себе. Эта женщина как-то умела прогонять его боль и тоску — наверное, их всех там учат такому, возможно, это даже какая-то особая магия… наплевать. Главное, что она работает, остальное сейчас не важно.

Он развернулся и крепко, даже, вероятно, до боли прижал её к себе и сам прижался к ней, всем своим мокрым от холодной липкой испарины телом и, так и не разомкнув зажмуренных век, попросил:

— Сделай что-нибудь, — и почувствовал на своём лице её сухие тёплые губы. Мягкие, лёгкие поцелуи, успокаивающие и убаюкивающие, и умелые, сильные пальцы в волосах, массирующие его многострадальную и такую измученную голову… И её тело, мягкое, тёплое и податливое, и запах, запах, сводящий его с ума и вызывающий в нём сладкую дрожь, на его взгляд, не имеющую даже особого отношения к сексу, к которому он сейчас всё равно был не способен.

Вейси не заметил, когда и как он уснул — а проснувшись посреди ночи от того самого сна, что мучил его последние несколько месяцев, полежал какое-то время, слушая успокаивающее мерное дыхание спящей с ним рядом женщины, а потом вдруг склонился к ней и начал её целовать — сперва медленно, а потом всё жарче и жарче, и сам не понял, как и зачем начал ласкать её. Он казался себе будто пьяным, и чем дальше, тем сильнее его потряхивало от неестественно сильного и, кажется, даже не сексуального возбуждения.

Или всё-таки сексуального?

Это было неожиданно и совсем неуместно, но ни сил, ни желания думать об этом у него не осталось, и он скользнул мокрыми, перепачканными в её соке пальцами по своему телу и через секунду уже был в ней — а потом припал губами к её губам и задвигался, быстро и часто, и смог, наконец, пусть и всего на несколько минут, позабыть обо всём.

Всё закончилось очень быстро, и Вейси, задрожав и застонав, замер, а потом упал рядом с Идэссой, вновь горячо и долго её целуя и чувствуя, как уходит, наконец-то, из головы тяжесть, как расслабляются все зажатые мышцы и как ему просто по-человечески хочется спать.

— Спасибо, — искренне и растроганно прошептал он, снова целуя её и гладя по волосам.

А потом, удобно устроив её голову на своём плече, обнял Идэссу, накрыл их обоих одеялом, закрыл глаза и почти мгновенно заснул — на сей раз без всяких снов.