Обратная сторона луны (джен)

Второе марта выдалось в госпитале Святого Мунго ничуть не менее сложным, нежели первое, и прежде всего для сотрудников Департамента Магического правопорядка, заступивших на посты у палат как задержанных, так и освобождённых, к которым, едва стало официально известно об их спасении, потянулись родные и близкие. И каждый подобный визит превращался для дежурных в сложную процедуру проверки, дабы убедиться, что посетитель является тем, за кого себя выдает, и не замышляет дурного. Пускали только коллег и ближайших родственников — ну и тех, кто приходил с ними и за кого они были готовы поручиться официально.

Первый посетитель объявился ближе к полудню и им, как ни странно, стал старший аврор Леопольд Вейси — бледный, выглядящий, пожалуй, ещё хуже, чем накануне, с тёмными кругами вокруг глаз, он, тем не менее, казался радостным и, заходя в палату к Фоссет, поприветствовал её с искренней теплотой.

— Лео? — ахнула та, в первый момент даже не узнав своего заместителя. Тощая, слабая, бледная, она, как ни странно, выглядела лучше него — во всяком случае, цвет лица у неё был ровным, и кроме бледности и худобы, ничто в её внешности не говорило о полутора годах заключения и неудачных последствиях трансфигураций.

— Не представляю, какие ты любишь цветы, — сказал Вейси, наколдовывая вазу с водой и опуская в неё принесённые с собой мелкие ярко-оранжевые, словно огоньки, кустовые розы.

— Сейчас — любые, — она протянула ему руки и они обнялись. — Спасибо, — Фоссет отстранилась, внимательно его разглядывая. — Выглядишь жутко, — ни капли не стесняясь, сказала она.

— Да я траванулся чем-то, — отмахнулся Вейси, — и как раз под операцию в этом их ирландском буфете… неудачно так вышло. Да Мерлин с ним, — он сел на край её койки. — Меня пустили всего на пару минут. Скажи — тебе нужно что-нибудь? Я принесу.

— Даже не знаю, — она улыбнулась. — Ты первый, кого я вижу из наших с тех пор, как попала сюда — расскажи мне, чем всё закончилось, — попросила она. — Начни с тех, кто погиб.

— Я…

Он помрачнел и опустил глаза. Почему-то Вейси оказался совсем не готов к тому, что она первым делом спросит именно о погибших — хотя это было, конечно, логично. Но врать ей он не хотел и не мог — да и это было бы с его стороны попросту стыдно. Поэтому он, вздохнув и задержав на секунду дыхание, просто перечислил ей имена — и добавил в конце негромко:

— Это я виноват. Они были в моей группе — и погибли. Командир из меня вышел паршивый, — он заставил себя поднять взгляд и посмотреть ей в глаза.

— Виноваты те, кто их убил, — твёрдо и очень ласково проговорила Фоссет, накрывая его руку своей. — А степень твоей вины можно будет понять только после подробного разбора всей операции. Тяжело было? — спросила она негромко.

— Жутко, — честно ответил он. — И трудно, конечно — особенно… эти видения. Мы знали, конечно… и невыразимцы нам помогли. Но когда они начались, это не помогло.

— О да, — кивнула она. — Не вини себя раньше времени. И что бы ни было — я знаю, ты сделал всё, что сумел. Мы проработали вместе не один год, Лео, кому тебя лучше знать, как аврора, чем мне, — она ободряюще улыбнулась ему, и эта улыбка резанула его хуже самого грубого оскорбления.

— Не уверен, — тихо ответил он и отвернулся, не в силах выносить её открытый сочувственный взгляд.

— Зато я уверена, — твёрдо сказала она. — Скажи мне… скажи, как остальные, — попросила Фоссет. — И нашли ли вы Грэма? Причарда, — зачем-то уточнила она.

— Нашли, — он вздохнул.

Этих вопросов он как раз ожидал, и потому прежде, чем идти к ней, узнал, что сумел, о состоянии остальных — и был почти готов сообщить ей печальные новости.

Пока Вейси рассказывал ей о Причарде, несчастной Рионе О’Нил, Саджаде и Маллигане, Фоссет молчала — а сам он старательно делал вид, что не замечает текущих по её лицу слёз. Наконец, она стёрла их тыльной стороной рук и хрипловато сказала:

— Смерть Саджада — на моей совести.

— Как ты сама мне сказала, — покачал головой Вейси, — виноваты убийцы, те сволочи, кто продержал вас там полтора года. А ты, — на сей раз уже он накрыл её руку и сжал в своих, — сделала, что смогла, чтобы у вас всех появился шанс выбраться. Вы имели право на что угодно. Мы… Арвид Долиш показал нам воспоминания — у тебя просто не было выбора. Без этого ничего просто не вышло бы.

— Лео-Лео, — она покачала головой. — Как здорово, что некоторые люди не меняются, — Фоссет улыбнулась устало и благодарно. — А Джим как?

— Нормально, — с облегчением смог, наконец-то, сообщить ей хоть что-то хорошее Вейси. — Говорят, что вас с ним на днях, возможно, выпишут — обследуют только. И Долиш-младший сегодня тут ночевал — я слышал, вроде у него всё в порядке.

— Это здорово, — обрадовалась Фоссет. — Спасибо, что навестил, — она устало откинулась на подушку. — Не буду лезть в душу — но прошу тебя: покажись тоже целителю. Ты потерял фунтов шестьдесят с нашей последней встречи — и я сомневаюсь, что дело в недавнем отравлении.

— Ну, — попытался он пошутить, — это ты ещё Данабар не видела! Да и должность у меня теперь нервная, я же, в конце концов, занял пока твоё место. Вот и пришлось соответствовать.

— Оно не моё, — покачала она головой, не пожелав подхватить его шуточный тон. — Я даже не знаю, вернусь ли.

— Конечно, вернёшься, — сказал он совершенно уверенно. — И я первым рад буду рад тебя поприветствовать и свалить на твой стол кучу дел, — добавил он, сам удивляясь тому, что говорит это совершенно искренне.

Выходя из её палаты, Вейси увидел решительно идущую по коридору Фей Данабар — удивительно свежую и такую чистую, словно она не воевала вместе со всеми, а половину прошедшей ночи мылась, а вторую половину крепко и спокойно спала, без единой царапины на лице и с идеально уложенными волосами. Она, кажется, даже не заметив его, решительно подошла к палате, в которой лежал Джимми Пикс, и покорно протянула охраннику свою палочку для изучения. Понимающе усмехнувшись, Вейси в превосходнейшем настроении отправился к лифту, по привычке напевая себе под нос, а она, послушно пройдя все необходимые процедуры, открыла, наконец, дверь палаты и, с неожиданной для самой себя нерешительностью, едва перешагнув порог, замерла.

Джимми Пикс спал — худой, измождённый, бледный, покрытый ожогами и совершенно лысый, лишенный даже бровей. Дым, которого он наглотался, заставил его задыхаться в отчаянном кашле практически сутки, и когда целители, наконец, сумели очистить его бронхи и лёгкие, он, едва задышав нормально, отключился и проспал весь оставшийся день и часть ночи — а затем, уже немного придя в себя и пообщавшись с целителями и с вызванными в Мунго родными, снова заснул…

…и проснулся снова от поцелуев. Кто-то его целовал — горячо, нежно — и шептал его имя. А когда он, щурясь от непривычно яркого света, открыл глаза, то первым, что он увидел, было лицо Фей Данабар, почему-то плачущей, но всё равно продолжавшей его целовать.

Их глаза встретились, и она замерла — а потом, просияв, словно ребёнок, получивший, наконец, письмо с приглашением в Хогвартс, сказала вместо приветствия:

— Я скажу это только один раз, Джим Гленмор Пикс. Мы с тобой женимся. И даже не думай больше куда-нибудь от меня сбежать.

— Не буду, — не нашёл он никаких других слов.

А потом они рассмеялись и, обнявшись, снова начали целоваться — а после, когда Данабар, забравшись с ногами к нему на кровать, прямо под одеяло, как была, в своих любимых грубых ботинках, лежа рядом с ним и крепко его обнимая, тихо произнесла:

— Я дала себе слово, что если ты вернёшься живым, я выйду за тебя замуж и нарожаю кучу маленьких Пиксов. И я собираюсь его сдержать — хочешь ты этого или нет, — сообщила она безапелляционно — а он, улыбнувшись, просто ответил:

— Хочу, — и добавил задумчиво: — Вот уж мои родители удивятся.

— Я им понравлюсь, — без тени сомнения сказала она.

— Ещё бы, — Пикс рассмеялся. — Думаю, им сейчас даже… — он запнулся, и они переглянувшись, расхохотались. — Прости, — сказал он смущённо. — Кажется, мне придётся заново учиться шутить.

— Научишься, — кивнула она. — Говорят, дети этому очень способствуют.

— А забавно было бы, — улыбнулся в ответ он, — взять — и пожениться прямо сейчас.

— А давай! — она резко села. — Я могу хоть сейчас чиновника сюда притащить — и проверим.

— Боюсь, он даже просто такую идею сочтёт подтверждением необратимых повреждений моего разума, — счастливо ей улыбаясь, предположил Пикс.

— Пусть себе, — пожала она плечами. — Запретить-то тебе это никто не сможет.

— Ну, не должны, — кивнул он — и вдруг притянул её к себе и сказал: — А давай. А то вдруг ты потом опять передумаешь.

— Никогда, — твёрдо сказала Данабар. — Даже не думай избавиться от меня, Пикс. Я дала слово — и я собираюсь его сдержать. Я скоро, — она быстро наклонилась и, прижавшись губами к его губам, долго и крепко его поцеловала, а затем вскочила и выпорхнула из палаты.

Конечно, просто так министерского чиновника ей провести в палату не дали, но и Данабар, и сам Пикс проявили удивительную настойчивость, и через несколько часов своего добились. Однако ситуация была достаточно необычной для того, чтобы, во-первых, дело дошло не только до Сметвика, но и до самого Поука, а во-вторых, до Поттера, который сам из министерства вырваться не сумел, но согласие своё на подобную просьбу дал, прислав своего рогатого Патронуса с поздравлениями.

— Мне кажется, молодые люди, что вы слишком торопитесь, — покачал головой доставленный Данабар из министерства старичок с совершенно белыми пушистыми волосами. — Прекрасное, похвальное, я бы сказал, желание — однако к чему же такая спешка?

— Мы ждали полтора года, — отрезала Данабар.

— Тогда подождёте ещё немного, — вмешался вошедший вдруг в палату Резерфорд Поук. — Нам нужно ещё немного времени — вы думаете, так просто организовать свадьбу в госпитале?

— В каком смысле «организовать»? — недоумённо спросила Данабар, но тот, таинственно улыбнувшись, лишь пообещал им:

— Скоро увидите. А пока, — он внимательно осмотрел новобрачных, — я думаю, вас обоих надо слегка приодеть — да и родителям-то вы сообщить хотя бы успели?

— Нет, — переглянувшись, хором сказали они, и Данабар добавила: — Мои сейчас далеко… вернутся через пару месяцев из Перу — вот им сюрприз будет, — она рассмеялась. — А твоим я сейчас отправлю Патронуса, — сказала она Пиксу, берясь за свою палочку.

…Церемония, какой не помнили эти стены, чего только не видавшие, состоялась в пять часов вечера в холле пятого этажа, который больше напоминал оранжерею, украшенную гирляндами из белых и жёлтых крокусов и нарциссов. Ими же было украшено и платье невесты, длинное, белое и скрывавшее высокие ботинки из зеленой драконьей кожи, менять которые на туфли Данабар отказалась. Пиксу же просто накинули на плечи парадную аврорскую мантию, из-под которой виднелись бинты, больничная пижама и тапочки. Его родители — потрясённые и скорее растерянные, чем счастливые — в ярких нарядных мантиях стояли рядом с сыном. А невесту, которой устроили даже положенный торжественный проход к самому настоящему алтарю, вела под руку… Сандра Фоссет — бледная, но уверенная, в парадной форме с иголочки, подогнанной по фигуре, она вложила руку невесты в ладонь жениха, и вместе с подтянувшимися со всех этажей ранеными аврорами и ударниками ДМП вытянулась рядом со старичком-регистратором по стойке смирно.

Засвидетельствовать свое почтение жениху и невесте или поглазеть собрались, кажется, все пациенты пятого этажа и весь свободный персонал Мунго, и зрелище это было совершенно невероятное: повреждения, от которых лечились в отделении Недугов от заклятий, были... разнообразные. Здесь были волшебники, поросшие шерстью и те, кому посчастливилось вместо рук обзавестись ластами и копытами, не говоря уже о группе рогатых людей, которым, правда, так и не удалось затмить славы мистера Лося, хотя к этому имелись все предпосылки. Были здесь и крылатые пациенты, не говоря уж о тех, чья кожа имела самый удивительный цвет или даже рисунок.

Был среди них и Шон Маллиган — стоял позади всех, улыбаясь тепло и печально, но подходить ближе не стал…

А когда Пикс и Данабар стояли уже у алтаря, готовясь принести клятвы, Джимми вдруг растерянно поглядел на Фей и прошептал:

— У меня нет кольца.

— У меня есть, — улыбнулась она, доставая из кармана заметно потёртую и потрёпанную коробочку. — Я купила их, когда ты пропал, и с тех пор носила с собой — всегда, — сказала она, открывая небольшой замочек и доставая два простых обручальных кольца.

— Ты знала, что я вернусь? — не удержав растроганных слёз, спросил он.

— Мне просто ничего больше не оставалось, — сказала она, кладя ему на ладонь меньшее из колец. — Мне пришлось верить, чтоб не сойти с ума. Я знаю, ты понимаешь, — Данабар улыбнулась и, обернувшись к беловолосому старичку, сказала счастливо: — Начинайте.

А потом был первый супружеский поцелуй, брошенный невестой букет, пойманный кем-то из медиковедьм, и аплодисменты, и настоящий свадебный торт, тоже украшенный нарциссами, и компот вместо шампанского, и подарок, торжественно вручённый новобрачным самим Поуком от всего персонала: большая белоснежная коробка, обвязанная золотым бантом, вручая которую, главный целитель Мунго шепнул:

— Откроете, когда окажетесь дома — и непременно наедине.