Обратная сторона луны (джен)

Как рассказал Поттер, для Кевина Квинса последние дни и вправду выдались, вероятно, самыми сложными в его скучной жизни: Квинса задержали прямо в отделе во вторник вечером, и он провёл двое суток в камере предварительного заключения, теряясь в догадках, пугаясь и расстраиваясь от мрачных взглядов, что кидали на него дежурные. Вспомнили и вызвали на допрос его только в пятницу — и он безропотно согласился на Веритасерум, искренне желая помочь и как можно скорее разрешить возникшее недоразумение. Допрашивал его Гавейн Робардс — и, слушая задаваемые ему вопросы, Квинс не столько удивлялся, сколько всё больше расстраивался и наполнялся настоящим гневом. Кто-то, по всей видимости, воспользовался его обликом, чтобы заманить аврора в ловушку — он не представлял, конечно, кто, как и когда мог получить, например, его волос, но сам этот факт Квинса безумно возмущал и расстраивал. На легилименции он настоял уже сам — понимая и нисколько не обижаясь теперь за то, что попал под такие нелепые подозрения, и больше всего желая доказать, что не имеет к этой чудовищной истории ни малейшего отношения.

В конце концов, его отпустили, хотя он и выражал готовность провести в камере ещё какое-то время, если в этом будет необходимость. Но, на взгляд Робардса, её не было, и ночь с пятницы на субботу Квинс, наконец, провёл дома, а утром пришёл в Отдел, где, несмотря на выходной, все были на месте.

Скабиор появился там после обеда, и до самого вечера они все работали, словно проклятые, недобрым словом поминая регламенты и нормативы Международной Конфедерации Магов, а утром встретились вновь и продолжили подготавливать документы, так что в понедельник еще до обеда всё, в целом, было готово.

Оставалось последнее: ещё раз побеседовать с вероятными обитателями «Яблочного леса» и убедиться, что они свои обещания сдержат.

Они встретили его так же замкнуто и настороженно, но этого он ожидал — и, расположившись напротив них за столом, начал с того, что еще раз подтвердил свою готовность и желание им помочь, если их устроят предложенные им условия. И вспоминая свой прошлый прокол, уточнил, к какому решению пришла их община. По сравнению с предыдущим разом, как Скабиор заметил, вновь оказавшись там, палаток в лагере стало значительно меньше, из чего он сделал вывод, что число их обитателей постепенно стремится к нулю.

Решение общины оказалось ожидаемо мудрым, хотя где-то внутри, возможно, он и хотел, чтобы они отказались. Кивнув, принимая ответ, Скабиор начал официальную часть беседы с рассказа о Визенгамоте и о суде, который всех троих ожидал, пояснив, что, по всей видимости, к реальному заключению их вряд ли приговорят. В качестве наказания их ждали домашний арест, штраф и общественные работы. О них он рассказал тоже — а когда закончил, почувствовал себя невероятно усталым, хотя причину понять так и не смог: его слушали очень внимательно и не задали ни одного вопроса пустого или просто глупого, уточняли строго по делу, словно соотнося со своими внутренними порядками, и ни разу не перебили. Видимо искусству беседы их вдумчиво и долго учили — и даже их акцент перестал резать слух, но он всё равно чувствовал себя выжатым, словно с кем-то подрался или пил и гулял всю ночь.

— Знакомо ли вам понятие магического контракта? — спросил он, откидываясь на спинку стула — и, получив утвердительные кивки, продолжил: — Вам придётся их подписать — это будет гарантией — пока я не знаю их точного содержания, но предполагаю, что там будет довольно много ограничений. А ещё вас, по всей вероятности, временно лишат палочек — но затем их вернут, если вы ничего не нарушите и проявите себя с положительной стороны.

Они вновь кивнули, а Кайла спросила:

— Нам будут известны условия, на которых нам вернут палочки?

— Разумеется, — словно поддавшись их неторопливому ритму, тоже кивнул Скабиор. — Теперь ещё кое-что, касательно заключения под домашний арест — сказал он, с раздражением понимая, что начинает нервничать. «Яблочный лес» был его детищем — он сам удивился тогда, поняв, до какой степени, оказывается, и вправду считает его своим.

И насколько не хочет пускать туда никого, кто может его разрушить или принести туда то, чего бы он видеть там не хотел.

А эти трое могли, Скабиор понял это с первого брошенного на них взгляда.

Однако это не было причиной предать их и бросить без помощи — и он начал рассказывать, выдерживая спокойный и деловой тон и гоня от себя несвоевременные мысли, что будет, когда они узнают о том, с кем он сам живёт под одной крышей… и, что будет, когда те, кто живёт вместе с ним, узнают, кому он решил помогать. И как ему теперь из всего этого выбираться.

— То есть, — дослушав его, спросил Дэглан, — у нас выбор между тем, чтобы попробовать умереть, хотя нам этого никто не позволит, этими… — он явно проглотил какое-то слово, — из Отдела Тайн и жизнью изгоев в вашей стране?

— Возможно, изгоев, а, может быть, тех, кто, сможет научить других оборотней смотреть на себя иначе, — сказал Скабиор, глядя на него очень внимательно — но эти слова явно не произвели на юношу ни малейшего впечатления. — Вы могли бы защитить их, прежде всего, от самих себя, — договорил он, уже понимая, что опять промахнулся: судя по тому, что выражали их лица, всем троим не было до других оборотней никакого дела. Тогда он вытащил из рукава если не туза, то, как минимум, пару девяток: — Вы же хотели надежно сохранить ваши традиции, это ли не ваш шанс, эта сага выйдет не хуже других. Не этого достойны были бы павшие?

— Вы говорите, что хотите от нас гарантий. Каких? — спросила, нарушив воцарившееся молчание, Кайла.

— Начнем с того, что я познакомлю вас с правилами, — он вытащил из-за пазухи три буклета про «Яблочный лес» — они вышли очень удачным, и Скабиор был благодарен Рите за фотографии — три копии его устава и брошюры о том, как и для кого работает Фонд. Разложив на столе перед ними материалы, он, снова откинулся на спинку стула и замолчал, дожидаясь, покуда они всё это прочитают.

Читали они долго и вдумчиво, переглядываясь и перешёптываясь, а затем Кайла спросила:

— Что такое «аконитовое зелье»? Для чего оно нужно?

— Это…

Скабиор даже слегка растерялся — и, осознав это, посмеялся сам над собой. Это же надо… как он, оказывается, привык к аконитовому — и к тому, что о нём знают все. Ан нет… и он ведь и сам мог бы сообразить, что такой вариант возможен, если бы дал себе труд задуматься. Однако интересно, как же они обходились? Их запирали в одной из пещер? Почему тогда они не разбили себе головы, как это делают в Азкабане лишённые аконитового их собратья?

— Зелье, позволяющее сохранить разум при трансформации, — коротко пояснил он. — Хотя, должен признать, что инстинкты всё равно остаются очень сильными.

Они кивнули — и снова переглянулись.

— Здесь всё разумно, — сказала, наконец, Кайла. — Это всё? И мы можем показать это нашим?

Ушёл он от них под вечер — и уже утром, во вторник, на очередной встрече с рабочей группой Международной Конфедерации, официально озвучил своё предложение, на сей раз будучи уже вполне подготовлен к переговорам. В тот день основное обсуждение крутилось вокруг контрактов, которые должны были подписать фении. Как выяснилось, Международная Конфедерация Магов действительно занималась подобными вопросами не первый и даже не второй раз, и наработки имела существенные. Когда Скабиор увидел контракты, они его потрясли. Не содержанием — он как раз счёл его очень грамотным — а формой. И сами свитки, и стиль изложения — подобное он видел лишь в книгах: украшенные традиционным узорами, с тяжелыми печатями зелёного сургуча, они содержали текст, скорее напоминающий то ли какую-то старинную клятву, то ли отрывок из древних саг. Читая его, Скабиор чувствовал то восхищение, которое может испытать владеющий литературным словом человек, встретив по-настоящему талантливое произведение.

— С закрытыми общинами всегда сложно, — пояснил один из представителей МКМ, немолодой азиат. — Контракты, заключённые по нашим законам, даже срабатывают не всегда, так как, подписывая, они не осознают и не верят в них, и магия порой выкидывает странные фокусы. Поэтому каждый раз приходится подбирать вариант, наиболее отвечающий их представлениям о закреплении обязательств подобного рода. Как-то раз пришлось вытачивать настоящий тотемный столб, на котором те, кто приносил клятвы, оставляли зарубки.

Скабиор ещё какое-то время находился под большим впечатлением, но вопрос, стоящий на повестке следующим, быстро отвлёк его — ибо речь шла о штрафах. Тех самых, к которым наверняка будут приговорены его подопечные на назначенном уже в среду закрытом заседании Визенгамота.

Торг вышел долгим — и Скабиор возблагодарил весь свой богатый опыт контрабандиста, вора и карточного игрока, благодаря которому сумел, в конце концов, выторговать соотношение пятьдесят на пятьдесят: иными словами, на Фонд ложилась лишь половина всех выплат, вторую же брала на себя МКМ. Так что вторник Скабиор счёл днём более, чем удачным, а вот среды, которую отделяли от грядущего полнолуния четыре ночи, он ждал с напряжением — но всё прошло на удивление мирно.

Закрытый суд над братом и сёстрами МакМоахир (им пришлось указать в бумагах фамилию, и они, как и другие члены их клана, вполне ожидаемо назвались этой, связавшей их через весь мир, словно невидимая, но прочная нить, добавив аврорам, до сих пор разыскивавшим того, кто так же себя называл, лишней головной боли) прошёл спокойно и камерно. Каждый отлично сыграл свою роль, и малый состав Визенгамота, некоторых членов которого он уже знал, вынес троим фениям вполне ожидаемый приговор. В списке их обвинений участие в бою превратилось в «сопротивление при задержании», участие в издевательствах над пленными обтекаемо трансформировалось в запрещенные и недопустимые волшебные практики, а про контрабанду и похищения вообще не прозвучало ни слова — и кто знает, действительно ли они не принимали в этом участия, или же этот вопрос просто было решено не рассматривать. С другой стороны, наказания за противоправное применение магии несовершеннолетними никто не отменял, но то, что они фактичекски находились на домашнем обучении и под присмотром взрослых, позволяло их обвинить лишь в соучастии. Всё это действо не могло не всколыхнуть в Скабиоре воспоминания о другом процессе — первом, в котором он участвовал в качестве представителя Фонда. Пожалуй, то, в чём обвиняли Мунов, которых Скабиор, кстати сказать, уже очень давно не видел, было на порядок серьезнее, и если задуматься, в этом был смысл, однако приговоры были, в целом, похожи: штраф, общественные работы, уничтожение палочек, которое было отсрочено на неопределенный период, домашний арест — но один момент был всё же совсем другим.

Ибо если Муны «остались» под опекой своей «тётушки», то Кайла, Дэглан и Дейдре передавались под опеку Отдела защиты оборотней, и хотя де-юре ответственным за них лицом выступала Помона Спраут, все понимали, что эта ответственность ляжет на плечи её непосредственного подчиненного в лице Скабиора, которого назначат куратором следующим же приказом. Со стороны ДМП за малолетними правонарушителями обязан был бдеть Сэмюэлсон, который всё заседание просидел с серьезным лицом, иногда чуть склоняя голову, словно делая в памяти важные ему одному заметки.

Затем последовала профилактическая беседа в его кабинете и, конечно, контракты.

Контракты, связывавшие их по рукам и ногам, и накладывающие на фениев запрет причинения кому бы то ни было физического вреда, за исключением ситуаций, напрямую угрожающих жизни. Тем же витиеватым слогом, подписывая контракт, они клялись раз и навсегда отказаться от любой мести всем, кто хотя бы косвенно мог считаться причастным к событиям в Билле Мёдба: аврорам, невыразимцам, нападавшим и пленникам, членам семей, судьям и даже представителям МКМ — но Скабиор хорошо знал, что любой контракт при желании можно хотя бы попробовать обойти.

Особенно если смерть не пугает — а они её не боялись.

Впрочем, держались МакМоахиры хотя и замкнуто, но спокойно. И даже когда они под конвоем выходили вслед за Сэмюэлсоном из зала суда, вместе со Скабиором, он не чувствовал в них ни страха, ни даже усталости — лишь эту самую замкнутость. Они словно отстранялись от мира, и что скрывалось за их сосредоточенными и спокойными лицами, Скабиор, как ни старался, не смог почувствовать.

В «Яблочный лес» они прибыли уже вечером, завершив все формальности в Министерстве. Их поселили всех вместе — отдали одну комнату, отгородив кровати в ней ширмами, чтобы дать новичкам возможность адаптироваться и чувствовать себя настолько комфортно, насколько это вообще было для них возможно. Однако трудно было говорить о комфорте, если у них не было ничего, кроме того, что было на них надето — всё, чем они когда-то владели, всё, что было им дорого, осталось навсегда под холмом. А то немногое оставшееся, что сотрудникам ДМП не показалось подозрительным даже в малейшей степени, конфисковали перед самим судом.

Они не создавали никому никаких проблем, но Скабиор не мог отделаться от ощущения, что это только пока — а однажды они выкинут что-нибудь, что придётся разгребать быстро и с огромным трудом.

Однако Прорицаний он не посещал даже в школе, и сейчас его прежде всего волновало то, что уже почти наступившее полнолуние ему придётся провести вместе с ними, в «Лесу», вместо того, чтобы быть на Оркнеях с Гвеннит.

И ему нужно, просто необходимо было с ней об этом поговорить — а заодно о том, что большинство тех, кто устроил её мужу ад на земле, вместо Азкабана отправлены были в изгнание, однако троих из них он взял на своё попечение и теперь в ответе за их судьбу.

Нужно было рассказать ей — и Арвиду.