Обратная сторона луны (джен)

Скабиор прекрасно осознавал, что нужно как можно быстрей рассказать Гвеннит и Арвиду о ситуации с МакМоахирами и о решении, которое он принял — но как это сделать, просто не представлял. И каждый вечер откладывал разговор — понимая, что, чем дольше он тянет, тем хуже всё это будет выглядеть. Но время шло — и когда он начал пить аконитовое, Гвеннит слегка удивилась, но быстро отвлеклась, занятая мужем и сыном, и вопросов не задавала. Однако с самим полнолунием, которое Скабиор считал должным провести вместе с подопечными, потому что оно было первым за пределами холма (они стоически вливали в себя непривычное аконитовое) так просто не выходило. С того момента, как он встретил Гвеннит на мосту, полнолуния порознь они проводили только, когда она была в школе, остальные же случаи можно было буквально по пальцам пересчитать. И просто исчезнуть без объяснений у него бы не вышло — он понимал это, но всё равно тянул и тянул с объяснением… И в итоге всё вышло спонтанно и совсем не так, как могло бы.

Канун полнолуния — самое нервное время лунного месяца, когда чувствительность обостряется до предела, а осторожность отходит на второй план — пришелся на пятницу. А Поттер, на которого, он честно сказать, рассчитывал, полагая, что рассказывать обо всём в его присутствии будет хотя бы немного легче, свой традиционный визит пропустил. В общем-то, это было вполне ожидаемо и логично, ибо, что ему теперь, когда хозяин вернулся, было здесь делать, да и выглядел он накануне не лучшим образом. Дальше отступать было некуда — и Скабиор, протянув ещё немного, до конца ужина, отодвинул от себя недопитую чашку чая и, наконец, решился.

— Меня не будет с тобой в эту Луну, — сказал он, стараясь говорить как можно спокойнее. Но сейчас Гвеннит обмануть было нельзя — она подняла на него удивлённый, вопросительный взгляд и переспросила:

— Не будет?

— Я буду в «Лесу», — ответил он, надеясь, что это прозвучит успокаивающе.

— Там что-то случилось, Крис? — с внезапной тревогой спросила она. — Ты поэтому пил аконитовое?

— Поэтому, — кивнул он. — Ладно… Мне нужно было раньше сказать, но я всё не мог найти нужных слов. В общем… у нас новые постояльцы.

Он начал рассказывать, стараясь говорить легко и спокойно, и замечая с родившимся вдруг внутри отвратительным холодком, от которого слабели конечности, и липкий пот выступал на спине, ступнях и ладонях, как темнеют обращённые на него глаза Гвеннит и как белеет лицо сидящего рядом с ней Арвида.

— Ты… ты ведь это несерьёзно, да? — выговорила, наконец, Гвеннит, отодвигаясь от Скабиора и словно бы загораживая собой мужа. — Крис, ты… как ты мог?! — её голос сорвался и задрожал. — Как, зачем, почему?! — она задохнулась и неверяще, с заметным трудом произнесла: — За что ты так? С ним? Со мной? — её голос дрогнул, она помотала головой и, вскочив, воззрилась на него с каким-то нечитаемым выражением. — Крис, и ты вот так... просто закрыл на всё это глаза? — их взгляды, наконец, встретились, и в этот момент Скабиор по-настоящему понял, что натворил.

Он не просто поручился за незнакомых ему людей — он вступился и спас от незавидной участи тех, кого боялись и ненавидели… или, во всяком случае, должны были ненавидеть обитатели этого… его дома. Тех, кто мучил и пытал Арвида — и это «тех» никоим образом не было преувеличением: именно они, все эти выжившие, держали его полтора года в плену, из-за них его дочь чуть было не потеряла мужа, и именно из-за этих людей Арвид до сих пор не рискнул купить новую палочку и то кричал по ночам, то приходил, спасаясь от подкрадывающегося безумия, в комнату к Скабиору…

Он вздрогнул, когда услышал вдруг голос Арвида — тихий, звенящий от напряжения:

— Это правильно… я понимаю. Вы не могли поступить иначе и бросить их. Всё правильно, — повторил он, умоляюще глядя на Гвеннит. Она кинулась было к мужу, но он почему-то встал, слишком резко отодвинув при этом стул — тот упал, и Арвид, вздрогнув от этого громкого звука всем телом, проговорил вновь: — Я, правда, понимаю, — Гвеннит сделала шаг к нему и он, вдруг подавшись назад, повторил: — Всё правильно… они дети… просто, — он выдохнул, — слишком близко. Простите, — пробормотал он, мотнул головой и, развернувшись, быстро вышел из комнаты.

Гвеннит кинулась вслед за ним, но не успела и оказалась перед закрывшейся прямо перед ней дверью ванной комнаты. Щёлкнул замок, и она, дёрнув запертую изнутри дверь, тихо и отчаянно позвала:

— Ари! Ари, открой, пожалуйста!

— Не надо, — хрипло произнёс Скабиор, подходя и протягивая к ней руку, чтобы поддержать и обнять, но Гвеннит вдруг шарахнулась от него, и то, что он увидел в глазах своей дочери, оглушило его и заставило растерять все слова. В голове стало пусто и холодно, и он тупо смотрел, как искажают её черты непонимание, ярость и… отвращение.

Скабиор растерянно отступил, остановившись в паре шагов от неё и пытаясь хотя бы немного собраться и сказать ей хоть что-нибудь.

— Значит, — звенящим от боли голосом спросила она, — их всех отпустили? Почти всех — отпустили, да?!

— Тех, кто не участвовал в бою — да, — неохотно признался он.

Как же ему хотелось всё это прекратить! Ведь это не он выпустил их, не он принимал эти решения, не он… он вообще не имел ко всему этому отношения — он просто сделал то, чего не сделать не мог. Или… или мог, подумал он жёстко. Мог же — никто не обязывал и не вынуждал его принимать их под покровительство Фонда. Никто…

— И ты… и ты всё время молчал! — она сделала шаг к нему, и он отступил, потому что она… нападала. И была в своём праве… И это было непонятно, дико и попросту страшно.

— Всё решилось за несколько дней… и кончилось только позавчера. Я сказал… как только сумел. Гвен…

— Ты никогда не рассказываешь о своих делах, потому что они меня якобы не касаются — но ведь это касается как раз меня! — продолжала она, всё время переводя взгляд с него на закрытую дверь ванной. — Меня… нас! Ты… зачем ты их взял?! — спросила она, глядя на него… обвиняюще. — Ты же создал «Яблочный лес» для своих — получается, они теперь для тебя тоже свои? Как те дети, как Эбигейл?!

— Нет! — быстро проговорил он, даже выставив вперёд руки и снова отступая на шаг. — Нет, Гвен, но… Гвен, их нельзя было бросить — никто их не брал, кроме… а там — ты не знаешь, что было бы с ними так, где…

— Да что бы ни было — было бы мало! — яростно проговорила она. Наверху в спальне заплакал Кристи, но им всем сейчас было совсем не до мальчика. — Тебе совсем не важно, что они сделали? Арвиду? Мне? Нам всем?! Может, ты и в дом их приведёшь — или нам теперь ждать, пока они явятся за Арвидом сами?! — она вновь шагнула к нему, сжав кулаки — и он опять отступил…

— Они не придут, — твёрдо возразил он. — Они подписали контракт. Они никогда ничего не смогут никому из вас сделать.

— Контракт? — повторила Гвеннит — и разозлилась ещё сильнее: у неё даже слёзы на глазах выступили. — И всё? Они пообещали всем быть хорошими — и вот так просто свободны? Или, может быть, они и прощения придут попросить? — издевательски спросила она — а потом вдруг спросила уже серьёзно: — Они сожалеют хотя бы о том, что сделали?

Мало что в жизни Скабиор хотел в жизни так сильно, как ответить ей сейчас «да». И ведь это было так просто — ведь вряд ли они когда-нибудь увидят друг друга, а если вдруг подобное и случится, это будет нескоро, и, в конце концов, он всегда мог бы сказать, что искренне заблуждался. Это же просто — он ведь всегда так легко врал.

— Не думаю, — очень тихо ответил он. — Нет, Гвен.

— Нет? — переспросила она, на секунду прижав вдруг пальцы к старому шраму на лбу. — Нет — но ты всё равно… всё равно их простил? — она неосознанно коснулась своего едва заметного шрама.

— Я не простил, — беспомощно произнёс он. — Но я… Я не мог по-другому.

— Не мог? — переспросила она со смесью отчаяния, обиды и, кажется, разочарования. Он не мог бы сказать точнее — он и так понимал, вот теперь — действительно понимал, что сделал, и понимал, как это выглядит для его названной дочери. Да будь бы он сам на её месте — он бы…

— Ты хочешь, чтобы я ушёл? — спросил он прежде, чем успел подумать, стоит ли это делать прямо сейчас.

Повисла пауза — она молча смотрела на него и смотрела, а потом тихо, но твёрдо ответила:

— Да.

— Хорошо, — он кивнул — это вышло на удивление легко, и он так мягко, как только сумел, добавил: — Если захочешь, чтоб я вернулся — дай знать.

И, не оборачиваясь, ушёл наверх — в детскую, в которой прожил последние два года без нескольких месяцев, как Гвеннит возникла вдруг прямо перед ним, оттолкнула его от входа и, подхватив на руки громко рыдающего сына, прошла мимо него, замершего столбом, даже не обернувшись, а затем быстро сбежала вниз по ступенькам.

А Скабиор, войдя, наконец, в комнату, которую он делил со своим крестником, как-то очень легко, ни о чём не задумываясь, уменьшил все свои вещи и книги — это удалось с первого раза, так просто и естественно, словно он никогда не испытывал с этим никаких проблем — сложил их в сумку, подхватил на руки Лето и, оглядевшись в последний раз, аппарировал в «Лес», в ту комнату, что считалась там почти его собственной. Выпустив Лето, он вытряхнул вещи из сумки и, так же легко, не задумываясь, вернул им прежний размер, сел на пол прямо рядом с грудой вещей, занявшей едва ли не половину комнаты и, наконец, позволил себе разрыдаться. У него не было сил даже на то, чтобы думать — больно было так, что хотелось выть в голос и, наверно, напиться. Но этот путь был ему заказан — как бы ни было ему плохо, алкоголь накануне полнолуния с юности был для него табу — а вой, увы, ничем не помог. Стало даже хуже, пожалуй — и он, приманив нож, с размаха полоснул им дважды себя по ладони. Брызнула и закапала тяжёлыми яркими каплями на пол кровь, воздух наполнился пьянящим железистым ароматом — и Скабиор, прижав руку ко рту, сделал несколько мелких жадных глотков.

Это помогло — во всяком случае, физическая боль слегка приглушила душевную, а запах и вкус крови разогнали туман в голове. Он опустил руку, но залечивать порез пока не стал — обтёр губы другой ладонью и медленно огляделся. Лето сидел в паре шагов от него и пристально глядел своими большими глазами цвета зеленоватой морской воды — Скабиор протянул к нему руку, и тот, поняв его без слов, подбежал и забрался к нему на колени, поставив лапы на грудь, и ткнулся мокрым холодным носом ему прямо в губы.

Пачкать его кровью Скабиор не хотел — залечив рану, убрал с рук и с пола всю кровь и только тогда прижал к себе единственное теперь близкое существо.

Потому что он ни секунды не сомневался, что никогда больше не вернётся в тот дом. Не потому, что сам не захочет — а потому, что, выбрав тех, кого выбрал, он, по сути, предал свою семью.

А предателям назад хода нет.

Попадись ему прямо сейчас на глаза эти фении — он бы, пожалуй, не стал бы сдерживаться, он легко выплеснул бы на них всю боль… О, он мог бы их спровоцировать, вывести их на чистую воду, посмотреть, что там прячется под их проклятой сдержанностью… и, успокоив остатки совести, подвести под контракт. В конце концов, разозлить подростков не велика сложность — тем более, он прекрасно знал, с каких слов он мог бы начать и что им напомнить. Надо было отправить их в Мексику, подумал он зло и горько… впрочем, Азкабан подошел бы, пожалуй, лучше. А когда бы они оттуда вышли — встретить их и…

Но то были пустые фантазии, которым он с упоением предавался, прекрасно зная, что не станет ничего подобного делать. Чтобы наверняка не сорваться и не кинуться их воплощать, Скабиор до рассвета никуда из комнаты не выходил, всерьёз опасаясь действительно сделать то, что уже нельзя будет поправить.

Задремал он уже под утро и, поспав всего ничего, спустился к завтраку хмурым и молчаливым. Его не трогали — и весь день он провёл, так и не произнеся ни слова, остервенело и совершенно бессмысленно вскапывая в одиночестве грядки, с которых едва сошёл снег.

Полнолуние его отвлекло: МакМоахиры тяжело перенесли как обратную трансформацию, так и то, что последовало за ней — их бил озноб и тошнило, и Скабиор был готов возиться с ними и помогать… но ничего этого не понадобилось: они держались на удивление хорошо, распахнув настежь окно в своей комнате и делая что-то странное и совсем ему непонятное, сосредоточенно, одновременно расслабленно и медленно то сидя, то лёжа, глядя рассеянным взглядом перед собой. Они упрямо и понемногу пили чистую прохладную воду, хотя он по своему опыту знал, насколько на неё даже смотреть не хочется, и… Что было потом — Скабиор уже не узнал, потому что действие выданных ему МакДугалом зелий закончилось ближе к полудню, и он едва смог добраться до своей комнаты — и уснул.

Проспал он более суток, и проснулся уже во вторник, ближе к вечеру. С трудом заставив себя подняться, Скабиор вымылся, а выйдя из ванной, решил, что, поскольку уже темнеет, работать сегодня толком сил у него нет, и желания особого тоже нет, то стоит провести этот вечер, да и ночь, в «Спинни», а заодно, пожалуй, напиться.