Обратная сторона луны (джен)

Часам к четырём Скабиор устал, замёрз и возненавидел безвкусный и неоправданно дорогой чай, от которого его уже ощутимо подташнивало — но видеть и, тем более, говорить с кем-то он сейчас был категорически не то, чтобы не способен, скорей отчаянно не желал: слишком многое ему требовалось переосмыслить. Поэтому он, решительно наплевав на дела, вернулся в своё убежище, чтобы продолжить свои размышления там.

Дом встретил его сыростью, холодом и отвратительным застарелым запахом дешёвого алкоголя. Скабиор, морщась, медленно оглядел комнату, в которой, насколько он помнил, провёл большинство последних ночей. Здесь всегда было грязновато, но сейчас комната больше напоминала убежище опустившегося забулдыги: под битым стеклом и уцелевшими бутылками из-под дешёвого огневиски почти не было видно пола. Большинство из них были пусты, но в одной из них на дне обнаружилось ещё пальца на полтора золотистой жидкости — и Скабиор, почти машинально подобрав её, поднёс бутылку к губам и, предвкушая прикосновение обжигающей жидкости к языку, почти уже сделал глоток, когда вдруг чётко осознал, что творит. Скабиор много раз наблюдал подобное и осознал, что делает сейчас то же самое, что и последние пьянчуги в Лютном. Разом разозлившись на себя и всерьёз испугавшись собственных действий, которым он не до конца отдавал отчёт, содрогнувшись от отвращения к самому себе, он выплюнул виски на загаженный пол и швырнул бутылку в стену с такой силой, что та разлетелась на мелкие осколки, осыпав ими всю комнату.

Ну, уж нет. Он скорее сам себя заавадит, чем позволит себе скатиться до подобного скотского состояния. Скабиор потёр лицо и, отняв от него руки, какое-то время внимательно, с нарастающим омерзением смотрел на свои подрагивающие пальцы с отвратительно неаккуратно отросшими ногтями. Потом подошёл к зеркалу и очень внимательно вгляделся в своё лицо, отмечая и красные прожилки в нездорового цвета белках, и слишком сухие даже для него губы, и слишком уж заострившиеся скулы… когда он, собственно, в последний раз ел, если не считать сегодняшний завтрак?

— Нет уж, — жёстко и зло сообщил он своему отражению. — Хочешь сдохнуть — есть масса способов сделать это достойно и быстро. Но у тебя здесь ещё слишком много дел. Так что, приятель, — он сощурился, пристально вглядываясь себе же в глаза, — бери-ка себя в руки. А сам не можешь — ищи, кто тебе поспособствует. И хватит меня позорить, — добавил он, отходя от зеркала и спотыкаясь об одну из бутылок.

И, разозлившись по-настоящему, с тем же остервенением, с каким вскапывал грядки и правил забор, принялся за уборку.

Думая о том, что от виски нужно отказываться — и Мерлин бы со всеми трагедиями на свете, но что он будет делать без него по ночам? Когда закроет глаза и услышит ИХ — тех, кто приходил к нему в последние ночи всегда, когда он хотя бы немного себя помнит. Придут — и будут шептать… шептать, хотя им и нечем.

А когда кто-то, пусть даже во сне, с такой пугающей регулярностью и настойчивостью делает то, чего делать не должен — это очень плохой знак.

Но заставить их замолчать мог только виски, ну и ещё, наверное, зелье сна без сновидений, но даже начинать пить его — всё равно, что отрезать себе правую ногу вместо левой.

Ему не выбраться самому, отчётливо понял он в какой-то момент. Ни за что не выбраться.

А если он не может выбраться сам — значит, пора искать помощь. И к Мордреду остатки собственной гордости.

К вечеру комната блистала чистотой, какой точно не видела последние двадцать лет, и свет вечернего солнца, свободно льющийся теперь через чистое окно, только её подчёркивал. Скабиор, оглядевшись, удовлетворённо вздохнул — и аппарировал, направившись к тому человеку, который, как он полагал, был единственным, кто мог бы ему помочь.

МакДугал оказался на месте, и хотя и был удивлён визитом Скабиора, но поприветствовал его очень тепло. Выглядел он усталым, но домой, судя по всему, явно не собирался.

— Вы по делу, или так просто? — спросил он, с видимым удовольствием отодвигая от себя бумаги, с которыми работал — как делал всегда, и это, насколько успел понять Скабиор, было такой своеобразной то ли игрой, то ли некой формой вежливости, то ли способом показать, что посетитель его вовсе не отвлекает.

— Я с просьбой, — сказал Скабиор, опускаясь на так хорошо знакомый ему стул. — Или с вопросом. Личным, не по работе. Есть у вас время?

— Давайте, — кивнул МакДугал. — Быть бы мне уже час, как дома — да я всё жду, пока тело доставят… По опыту знаю, что ожидание вполне может растянуться и до полуночи, — он полушутливо вздохнул и устало потёр свои слегка покрасневшие от долгой бумажной работы глаза, — так что рассказывайте — постараюсь помочь.

— У меня… есть проблема, — Скабиор облизнул пересохшие от волнения губы. — Я… так вышло, что я несколько последних недель… собственно, с полнолуния — много пил. Очень много, — добавил он со смешком. — Я не скажу точно, но, пожалуй, что и по бутылке за вечер. И я… Мне нужно остановиться, — он потёр переносицу, чувствуя себя очень неловко и глупо. — Но резко нельзя — я знаю, чем кончаются подобные вещи — а постепенно я сейчас, кажется, не смогу. Мне нужно до луны… до полнолуния прийти в норму. И в целом… я думаю, мне уже хватит. И я… я не пойду ни к кому, кроме вас. Я не знаю, кому ещё могу доверять, — добавил он, глянув ему в глаза. И тихо спросил: — Вы поможете?

— Ну, не оставлю же я постоянного пациента без помощи, — слегка вздохнув, улыбнулся МакДугал. Его внимательный взгляд смущал Скабиора, но деваться ему уже было некуда, и он просто отвёл глаза, давя в себе вспыхнувшее так не к месту желание встать и уйти. — В обычном случае я порекомендовал бы вам ряд зелий, и это заняло бы дня три-четыре, — заговорил после паузы МакДугал, продолжая очень… слишком пристально смотреть на своего нежданного гостя. — Но учитывая, что до полнолуния остаётся неделя, я должен, для начала, спросить — планируете ли вы принимать аконитовое?

— К Мордреду аконитовое, — резковато ответил Скабиор, но потом, заставив себя улыбнуться, поправился: — Нет. По-моему, зелий мне сейчас и так будет более, чем достаточно.

МакДугал просто кивнул в ответ и продолжил:

— В любом случае, для начала мне нужно будет вас осмотреть и сделать пару анализов. Случалось с вами подобное прежде? — спросил он тем специфическим профессионально-деловым тоном, которым разговаривает, вероятно, большинство целителей мира.

— Запой? — безжалостно и откровенно сформулировал Скабиор. — Нет. Это… впервые. Первый, так сказать, опыт, — попытался пошутить он.

— Возможно, есть что-то ещё, о чём мне следует знать? Что-то ещё, что вас сейчас беспокоит? — на удивление деликатно спросил МакДугал. — И я бы не назвал ваше состояние в полном смысле запоем, — добавил он.

— Вам видней, — дёрнул плечом Скабиор. — Да… Есть ещё кое-что, — проговорил он с заметным усилием. — Мне нужно что-нибудь, чтобы нормально спать. Мне снится, — он запнулся, — всякая дрянь. Кошмары, — он усмехнулся, и этот смешок прозвучал удивительно неуместно. — Огневиски отлично помогает, — пошутил он, пытаясь сгладить неловкость, — но, сами понимаете… Я думаю, зелье сна без сновидений подошло бы, наверное, идеально, но я знаю, что хоть сколько-то долго его пить нежелательно, и кто его знает, когда всё это закончится. Мне нужно хотя бы нормально высыпаться — а просто так взять себя в руки я не могу. Да, я слабак, — усмехнулся он, глянув на него вызывающе.

— С этим я тоже попробую вам помочь, — негромко сказал МакДугал. — Вероятно, это и есть причина вашего нынешнего состояния, — предположил он и добавил вдруг: — Я рад, что вы пришли ко мне.

— Скажите ещё, что вы меня ждали, — мгновенно разозлился Скабиор. — Или вам уже доложил… кто-нибудь?

— О чём? — удивление в голосе МакДугала было достаточно искренним, чтобы остудить гнев Скабиора. — Вы скверно выглядите, — пояснил он, — и я рад, что вы пришли ко мне сейчас сами. И, пожалуй, — добавил он серьёзно, — польщён доверием. Вы не производите впечатления человека, склонного обращаться за помощью.

— Да не то слово, — Скабиор потёр лоб и, вздохнув, посмотрел, наконец, в глаза МакДугалу. — Но, боюсь, я дошёл до той грани, за которой оказаться я не хочу — а сам не могу справиться. В конце концов, целители же не просто так существуют, — усмехнулся он почти весело. — И потом, один раз вы меня уже, если память меня не подводит, спасали — и я, поразмыслив, решил, что с моей стороны будет свинством пускать те ваши старания под хвост гиппогрифу.

Ему вдруг стало холодно, и он, поёжившись, запахнул пальто поплотнее. МакДугал заметил — и, тоже поведя плечами, спросил:

— Хотите чаю? Горячего, — уточнил он и энергично растёр ладонями сперва тыльные стороны своих рук, а затем с силой потёр их между собой. Скабиор оценил деликатность и предложение принял — хотя на сегодня чая ему было более чем достаточно — и МакДугал, поднявшись, достал свою палочку и попросил: — Снимите ненадолго пальто и рубашку — я сейчас быстро осмотрю вас, а потом мы с вами спокойно чайку попьем. Когда и что вы ели в последний раз? — спросил он, медленно водя палочкой вдоль тоже вставшего и скинувшего своё пальто на стул Скабиора.

— Завтракал этим… да нет — уже, пожалуй, не утром, — совершенно честно сказал Скабиор. — Омлет с какими-то овощами. В полдень. Но, — признал он, — в целом, вы правы. Не помню, что и когда ел до этого.

МакДугал кивнул.

— Что принимали в последние дни?

— Ничего, кроме виски, — улыбнулся Скабиор, а потом, немного подумав, вспомнил: — Хотя нет. Этой ночью… или под утро… не знаю. Не помню точно — говорят, что я проглотил безоар.

— Говорят? — слегка вскинул брови МакДугал.

— У меня нет оснований не верить тому, кто мне сообщил эту новость, — сказал Скабиор. — Но сам я ничего такого не помню.

МакДугал кивнул, продолжая своё исследование. Пока он осматривал Скабиора, тот молча следил за кончиком его палочки, а затем, когда они вновь оба сели, так же молча протянул ему свою руку, позволяя ввести в вену иглу и наполнить пробирку тёмной горячей кровью, от запаха которой края его ноздрей вздрогнули.

Затем МакДугал достал из шкафа чистый стеклянный сосуд и весело кивнул Скабиору на неприметную дверь:

— Пока я готовлю чай — вон там душевая. Вы достаточно времени провели в Мунго и знаете, что с этим делать — оставьте потом на раковине.

Скабиор почти весело усмехнулся — и, накинув рубашку, вышел, а когда вернулся, МакДугал уже разливал по чашкам чёрный горячий чай.

— Сладкий? — спросил он Скабиора, и тот равнодушно ответил:

— Всё равно.

Чая, на самом деле, он не хотел — да он ничего уже не хотел, кроме как избавиться от разъедающих его изнутри пустоты и тоски. Вот не зря он, не зря, всю жизнь, как от огня, бежал от любых привязанностей! Ведь знал же, как дорого приходится за такое платить, знал, что всё это не для него… зачем он во всё это влез? Семья, дочка… какая семья, к Мордреду? Он лет тридцать прекрасно прожил без всякой семьи, один — какой драккл подтолкнул его тогда к этому мордредову мосту? Мерлин, да если б он в тот вечер попросту прошёл мимо — ничего этого не было бы, и он жил бы себе спокойно, и…

Он так ярко представил себе, что вполне мог бы никогда не узнать ни Гвеннит, ни Кристи — а Кристи вообще мог никогда не появиться на свет, потому что, пройди он тем вечером мимо, как сделало, наверняка, немало людей, та девочка в красной куртке набралась бы, наконец, смелости, и прыгнула бы… и, возможно, ей бы всё-таки повезло, и она угодила бы под колёса грузовика и погибла, и…

От этой картины ему стало больно — остро, резко, ещё больнее, чем прежде, и он, судорожно вздохнув, прижал руку к солнечному сплетению.

— Вам плохо? — негромко и мягко спросил МакДугал, ставя перед ним чашку и, сдвинув с кушетки какие-то бумаги, присел напротив.

— Да… нет… не знаю, — мотнул головой Скабиор, взял чашку и сделал несколько мелких глотков, не чувствуя вкуса, но, по крайней мере, ощущая, как горячая жидкость проходит по его пищеводу, согревая его изнутри. — Я устал, — тихо признался он вдруг. — Устал, но отдохнуть не могу… и выдерживать это дальше не могу тоже. Я не пришёл бы к вам, если бы мог выбраться сам, — зачем-то признался он вдруг. — Просто, знаете… Кажется, это был худший месяц за всю мою жизнь — а в ней было много паршивого.

— Вы потеряли кого-то? — вдруг очень тихо спросил МакДугал, и Скабиор так же тихо ответил:

— Да, — МакДугал ничего не ответил, и Скабиор, взглянув на его лицо, тут же поправился: — В смысле, нет. Не в том смысле, — он совсем запутался и смог произнести, наконец: — Никто не мёртв, слава Мерлину… но всё равно ничего не возможно исправить, — закончил он обречённо.

— По-настоящему невозможно исправить лишь смерть — говорю вам это, как патологоанатом, — ответил МакДугал.

— Я тоже люблю красивые фразы, — с горечью усмехнулся Скабиор. — И говорить их умею — куда лучше вас. Жаль только, что все они лживы — и чем красивее, тем больше в них лжи. Хотите, сходу приведу вам пяток примеров, где никакой смерти нет — а поправить ничего невозможно?

— Хочу, — кивнул МакДугал. — Приведите.

— Ну, например, — начал Скабиор — и запнулся. У него не было сейчас сил на то, чтобы вспоминать или придумывать какие-нибудь истории — да и не было у него сейчас в голове никаких историй, кроме одной — и он устало сполз по спинке стула пониже, так, чтобы можно было опустить ставшую сейчас очень тяжёлой голову на её край, закрыл глаза и какое-то время молча сидел так — и не заметил, как задремал. МакДугал его не трогал — только наложил согревающие чары и наколдовал у стула удобный подголовник. А потом очень тихо встал и, открыв шкаф, начал перебирать какие-то порошки и травы.