Обратная сторона луны (джен)

Ставшие уже традиционными торжества по случаю девятнадцатой годовщины битвы за Хогвартс пролетели быстро и для Долишей практически незаметно — лишь Гвеннит пришлось поприсутствовать вместе со Скабиором на министерском балу, живо напомнившем ей о трагически погибшем желе и о том, что она собиралась посадить на месте его захоронения кусты малины. И делать это пора было уже сейчас — тем более что стройка должна была развернуться, по большей части, с другой стороны дома.

Так что, пока Пейдж размечал землю и готовился рыть котлован, а Ли с Арвидом обсуждали различные варианты бюджетного приобретения материалов, она как-то после работы выбралась на Диагон-элле, где в торгующей растениями лавке купила несколько саженцев, выбрав те, на которых, по заверению продавца, росли самые сладкие — пусть и не самые крупные — ягоды.

— Ты решила заодно и сад завести? — пошутил Арвид, когда она вернулась с ними домой.

— Нет, — вздохнула она. — Ты скажешь, наверное, что это очень глупо, — она осторожно поставила саженцы в угол, прислонив их к стене, и подошла к мужу. — Там во дворе просто… пойдём, я тебе покажу. И расскажу, — снова вздохнула она.

Рассказывая невероятную историю пробывшего восемь месяцев настоящим домашним любимцем малинового желе, Гвеннит ближе к концу расплакалась, обняв Арвида, и уткнулась лицом ему в грудь. А он, обнимая её и всё ещё, как ему казалось, немного неловко гладя её длинные тёмные волосы, в который раз думал о том, сколько же он всего пропустил и как мало до сих пор знает о своей жене.

Ему вообще пришлось словно бы заново с ней знакомиться — потому что не только он сильно изменился за полтора года, проведённые в Билле Мёдба. Он не ощущал, что она стала чужой — ему, скорее, казалось, что он снова за ней ухаживает, узнавая женщину, которую уже полюбил, но с которой ещё не успел познакомиться толком. Она стала сильнее и старше — и порой его это смущало, и он, особенно поначалу, совсем не был уверен, что он, потерянный и ослабевший, понравится вот такой Гвеннит. Но шло время — и сомнения его уходили, и в какой-то момент пропали, естественно и незаметно: он просто перестал думать об этом, постепенно вновь ощущая себя её мужем и хозяином этого дома.

И отцом.

И это было так странно…

Кристи принял его спокойно — он был дружелюбным ребёнком, привыкшим к достаточно большому количеству взрослых людей вокруг и твёрдо знающим, что любой, даже незнакомый человек — существо дружелюбное и наверняка интересное, с которым можно поиграть, погулять и, может быть, услышать или увидеть что-нибудь интересное. А вот самому Арвиду было куда сложнее — он никогда не имел дела с такими маленькими детьми: слишком молодой для того, чтобы насмотреться на них в семьях друзей и знакомых, сам он был единственным ребёнком у своих тоже не имевших братьев и сестёр родителей. Не слишком уверенный в себе, он поначалу нервничал, оставаясь наедине с сыном — и даже в присутствии Гвеннит далеко не сразу решился просто брать его на руки. Он боялся, что увидит или почувствует что-то не то и причинит вред сыну прежде, чем поймёт, что это просто морок, сбой подсознания. Но время шло, и ничего подобного не происходило, а Кристи всё больше к нему привыкал и, привязываясь, начинал требовать всё больше внимания.

После той страшной ссоры, когда Скабиор на целых четыре недели исчез из их жизни, Арвид сблизился с сыном ещё теснее — потому что, когда вечерами мальчик хныкал, спрашивая, где же «Ки», как он называл крёстного, и требовал почитать ему книжку, утешал сына и читал ему, в основном, он. Потому что Гвеннит расстраивалась от любого упоминания о своём названном отце, и постоянные вопросы Кристи заставляли её замыкаться и вызывали слёзы у неё на глазах, а Арвиду так хотелось хоть как-то её поддержать — и это оказался один из немногих доступных ему способов. А когда Гвеннит, через месяц после его возвращения, вышла, наконец, на работу, он и вовсе стал проводить с сыном по много часов каждый день — и это оказалось совсем не так просто. Погулять, поиграть, переодеть, покормить… почитать, снова поиграть, умыть, покормить, а затем уложить спать… Арвид иначе теперь взглянул на свою мать — он достаточно хорошо знал отца, чтобы понимать, что, даже когда тот был дома, все заботы о воспитании малыша ложились на её плечи. Да и работал тогда Джон куда больше, чем Гвеннит, которая возвращалась практически всегда в одно время и с радостью весь вечер и ночь делила с мужем заботы о сыне.

Ещё одним открытием для Арвида стал его собственный отец — которого, как выяснилось, он знал совсем не так хорошо, как всегда полагал. А может быть, тот просто изменился — но, так или иначе, Джон фактически стал для сына открытием. И в том, как много и с каким удовольствием тот возился с маленьким внуком — Арвид подумал даже в какой-то момент, что будь бы он эмоциональнее, он мог бы начать ревновать, потому что с ним самим Джон никогда не проводил столько времени — и то, как он разговаривал с Гвеннит… но особенно — как Джон слушал теперь самого Арвида, как охотно и много с ним говорил, и как коротко, по-мужски, но всё-таки обнимал его при каждой встрече. И как очевидно пользовался любым предлогом, чтобы навестить сына и хотя бы немного, но поиграть с внуком. А уж известие о том, что его родители — оба! — преподают в школе для оборотней, Арвид в первый момент счёл попросту шуткой. Потому что понять, почему они так сильно изменили своё отношение к Гвеннит, он мог — хотя и это стало для него неожиданностью — но школа… Однако и к этому он привык — как, наконец, и к тому, что является отцом сам.

В будние дни Арвид проводил с Кристи часов по шесть-семь — поскольку до сих пор практически ежедневно посещал Мунго, и делал это, конечно же, днём.

И пока с Кристи оставалась одна из его бабушек или тёток — ибо сёстры Гвеннит, с которыми, как обнаружил Арвид, его жена наконец-то нашла общий язык, охотно брали племянника к себе на пару часов — Долиш отправлялся сперва к целителю Паю, иногда направлявшего его с какими-нибудь конкретными вопросами к другим специалистам.

А затем навещал тех, кто до сих пор оставался в Мунго.

Сперва он заглядывал к Рионе О’Нил — к которой давно уже мало кого пускали, делая исключения, в основном, лишь для Сандры Фоссет, ибо только она не вызывала у Рионы приступов паники, от которых та в ужасе забивалась в угол и начинала с чудовищной методичностью ногтями расцарапывать себе кожу на лбу и висках, издавая при попытках притронуться к ней пронзительный и короткий крик, но даже не пытаясь почему-то отшатываться. Даже кормить её приходилось под чарами, осторожно вливая ей в рот бульон или зелья, от которых всё равно не было никакого прока. Фоссет же могла подходить к ней — и когда, ласково разговаривая, она опускалась рядом, Риона позволяла себя причесать, накормить и умыть, а затем засыпала, положив голову ей на колени и сосредоточенно перебирая пальцы Сандры своими. Арвид видел это однажды: дежурный целитель делал для Арвида дверь той маленькой палаты, что, кажется, вполне могла стать постоянным домом О’Нил, прозрачной. Тогда у него не хватило сил дождаться, когда выйдет Фоссет, а больше он её там не встречал, так что обычно он видел, как Риона просто сидела на полу, глядя пустым и тоскливым взглядом в пространство и шептала что-то беззвучно, то сплетая, то расплетая разорванные на узкие полосы края своей больничной пижамы. Смотреть на это ему было больно, грустно и стыдно — он всё равно приходил каждый день, но войти и попробовать поговорить с ней так ни разу и не решился.

Хотя, возможно, его бы к ней попросту не пустили.

В другой раз он увидел у неё Финнигана, сидевшего в противоположном от Рионы углу и что-то говорившего ей — но она, хотя и глядела на него очень пристально, кажется, не узнавала и так же боялась его, как и всех остальных. Арвид тогда долго стоял, наблюдая за ними, и за всё это время ни Финниган, ни О’Нил ни сделали ни единого движения навстречу друг другу.

А затем Арвид привычно шёл к Причарду — одной и той же дорогой, по коридорам до лестницы, затем спускался с пятого на второй этаж, сворачивал влево, пересекал еще один коридор и снова поворачивал влево. И, подходя к третьей в ряду двери, каждый раз тихо надеялся услышать, наконец, что-нибудь обнадёживающее, но каждый раз вновь видел его погруженным в беспробудный зачарованный сон. Кое-что, правда, менялось: со временем целителям удалось удалить корни, и выглядеть Причард стал немного лучше и менее изможденным — или это только казалось Арвиду? Поначалу он просто сидел рядом со своим ни на что сейчас не реагирующим командиром, чувствуя то же, что ощущал рядом с О’Нил: боль и печаль, но стыд он здесь ощущал гораздо острее — потому что, если в том, что случилось с ней, Арвид, как ему говорили, не должен был себя винить так сильно, то не думать о том, что, если бы он добрался быстрее, а рассказ его оказался бы покороче, возможно, состояние Причарда было бы сейчас иным, он не мог — однако со временем Арвид начал с ним разговаривать. Эти разговоры помогали ему, по его собственному мнению, ничуть не меньше, чем беседы с целителем Паем, которому Арвид был по-настоящему благодарен. Но говорить о некоторых вещах с Причардом было проще — и часто только после этих монологов Арвид собирался с духом и заговаривал затем о том же самом с Паем.

За всё время он ни разу не столкнулся ни с одним посетителем Причарда — но обстановка в палате говорила о том, что они бывали там регулярно. Постельное бельё было домашним — и весьма, насколько Арвид мог понять, качественным и дорогим — а в вазе на столике всегда стояли свежие цветы, которые часто менялись, но обладали одним общим свойством: они или вовсе не пахли, или имели едва уловимый запах, как правило, лёгкий и свежий. Причарда было кому навещать: родители, брат, сестра… наверное, имелись и ещё какие-то родственники. Да и друзья его наверняка здесь бывали… но Арвиду не хотелось никого из них видеть. Ибо что бы он мог сказать им? Всё, что он мог, он сделал: его горностай так и лежал в бархатной коробочке на прикроватной тумбочке.

А больше ничего Арвид сделать не мог.

Но время шло — и Арвид чувствовал себя всё увереннее, а главное, он вновь начинал ощущать реальность реальностью, а сны — снами. Не всегда, но периоды, когда он терял ощущение своей связи с действительностью, случались теперь всё реже…

…А потом началась эта стройка.

И большая часть забот легла на его плечи — потому что и Гвеннит, и Скабиор работали, причём их графики не сильно отличались от того, по которому трудились рабочие. Тем более, что Арвид разумно полагал, что со сферой строительства знаком значительно лучше, по крайней мере, в теории — хотя, как он скоро выяснил, этого было отнюдь не достаточно.

И одной из проблем, вставших всерьёз перед ними, стала проблема основного материала. Для того, чтобы башня смотрелась естественно и выглядела, как часть дома, следовало отыскать камень, идентичный или хотя бы похожий на тот, из которого дом был сложен — и способов для этого Пейдж и Ли предложили два. Можно было долго подбирать нужный камень — сначала по каталогам, а затем — приехав в карьер к поставщику — но это было, во-первых, дорого, во-вторых, долго, а в-третьих, если поставщик вдруг не был из мира магглов, то тем или иным образом принадлежал империи Смитов, с которой негласно было решено не иметь никаких дел. А можно было пойти и по второму, несколько более рискованному и отчасти весьма авантюрному — попробовать отыскать поблизости какое-нибудь разрушенное строение, сложенное из местного камня и построенное примерно в тот же период, что и дом Долишей, разобрать его, а камни использовать для возведения башни или хотя бы для облицовки.

Идея им всем понравилась — но воплотить её в жизнь оказалось совсем непросто. Прежде всего, заброшенных домов — даже маггловских — в округе оказалось совсем немного. Но даже когда те нашлись, часть не подошла по материалу, а у другой части после некоторых поисков обнаруживались хозяева, вовсе не горевшие желанием что-нибудь с ними делать вот прямо сейчас. Умелый Конфундус мог бы решить проблему, но прежде, чем им воспользоваться, было решено поискать вариант попроще — и пройтись по заброшенным фермам.

И им почти повезло — милях в четырёх к западу Арвид действительно наткнулся, наконец, на искомое. Дом действительно был заброшен, необитаем и наполовину разрушен: пол, двери и рамы сгнили, но камни, конечно же, сохранились. Крыша обвалилась вместе с камином и частью стены, хотя сланец, из которого она была сложена, скорей всего, был добыт в том же карьере, что тот, из которого был сложен дом Долишей-младших. Поиски хозяев вроде бы ничего не дали — но проблема неожиданно обнаружилась совсем с другой стороны: в процессе наблюдения за домом выяснилось, что он весьма популярен у местных туристов, специально сворачивавших с главной дороги, чтобы сфотографировать живописнейшие руины.

Вариант с Конфундусом казался всё более актуальным, когда кто-то — Арвид не помнил, кто именно — за обедом как-то сказал, как было бы замечательно найти подходящие развалины где-то в глухом лесу, где нет ни туристов, ни владельцев, лишь много-много подходящих камней. Скабиор, услышав это, внезапно притих, задумавшись — а на следующий день аппарировал с Пейджем и Арвидом в лесную чащу где-то на другом конце Глостершира, где, к их удивлению, показал им полуразвалившийся, давно лишившийся крыши дом из очень подходящего по виду камня, к которому вела едва заметная грунтовая дорога с хорошо различимым на ней следами автомобильных шин.

— Заодно мы, кажется, сделаем доброе для твоих маггловских коллег дело, — подмигнул Арвиду Скабиор.

— Почему? — удивлённо спросил тот — и Скабиор, таинственно улыбнувшись, поманил его за собой.

Изнутри остов строения был чем-то заставлен. Это нечто покрывала маскировочная серо-зеленая сетка, под которой располагался плотный и, кажется, прорезиненный брезент — и Скабиор, отогнув его край, продемонстрировал Арвиду аккуратно составленные друг на друга ящики. Взмахнув палочкой, Скабиор заставил самый верхний плавно опуститься к его ногам, а затем ловко вскрыл его крышку и продемонстрировал удивлённому Арвиду незнакомые по форме бутылки.

— Коньяк, — сообщил ему Скабиор. — Подделка, конечно — но неплохая. Маггловская. Вполне можно пить, насколько я понимаю… Ну что ты на меня так глядишь? — фыркнул он. — Забыл, кто я?

— Мне казалось, что кое-что изменилось, — медленно ответил Арвид.

— То, что я знаю об этом месте, не значит, что я по-прежнему занимаюсь чем-то таким, — сказал Скабиор с упрёком — и первый же рассмеялся. — Это старый схрон — он тут уже лет… да десять, пожалуй, хотя ассортимент постоянно меняется. Маггловский. Я с этими магглами дела никогда не имел — наткнулся случайно. И да — признаюсь, брал порой кое-что. Понемножку, ну да, не в них дело — а в том, что я могу с уверенностью утверждать: никакие честные магглы об этом месте официально не знают. А те, что знают неофициально, и более того, здесь появляются, претензий точно предъявлять не будут, хотя расстроятся очень-очень. Остаётся вопрос, что с этим добром делать. Можно оставить, как есть — вот они удивятся, — предложил он, слегка склонив голову набок и чуть прищурившись.

— Сложный вопрос, — подумав, ответил Арвид и улыбнулся. — Взять это мы не можем — но и оставлять тоже будет неправильно… с другой стороны, вроде бы, это и не наше дело…

— Ну, вот и мучайся, и решай, так сказать, моральную дилемму, — кивнул Скабиор. И, обернувшись к Пейджу, осматривающему кладку, заросшую мхом, спросил: — Подходит нам?

— Вполне, — с видимым удовольствием кивнул тот.

В общем, дом разобрали — рабочие вместе с Пейджем и самим Арвидом, который вместе со всеми разбирал и уменьшал камни. В ту ночь Арвид уснул, едва коснувшись подушки — и едва ли не впервые с момента своего возвращения беспробудно проспал до утра. И эта ночь что-то переменила в нём — на следующий день, обсуждая с Пейджем детали фундамента, он поймал себя на хорошо знакомом, но почти позабытом уже ощущении, что он может полностью сосредоточиться на новой информации, внимательно воспринимать и анализировать её. И в его голове выстраивается осмысленная и законченная картина, а факты, о которых он ранее знал, гармонично её дополняют.

И Пейдж, и двое его рабочих трудились усердно и ловко, прерываясь лишь в середине дня на обед. Ели обычно все вместе в кухне, разогревая приготовленное вечером Гвеннит, Скабиором или самим Арвидом — хотя в контракте никакая еда не обговаривалась, с самого первого дня все трое решили, что будет странно не позвать работающих на них людей к столу, чем, похоже, весьма удивили Пейджа и Ли. Те, впрочем, спорить не стали, но Арвид заметил, что даже со Скабиором общаться после этого они стали… Он не сразу сумел подобрать верное слово — пожалуй, менее настороженно.

И всё было бы замечательно — если бы не деньги. Которые, даже несмотря на столь удачно добытый материал для облицовки, таяли — и даже занятые Скабиором деньги, о которых тот сказал Арвиду, уже совсем не выглядели излишеством.

Да и… допустим, на строительство средств им должно было хватить. Хватит, как посчитал Арвид, даже с учётом зачарованных зеркал, стен и потолка в ванной, хватало даже с учётом хороших деревянных полов и оконных рам… но ведь внутренняя отделка, пусть даже самая простая, средств тоже требовала, не говоря о мебели.

А главное — даже если на всё это денег хватало, жизнь ведь, в отличие от строительства, не заканчивалась, и предполагала расходы, в том числе непредвиденные.

Конечно, Гвеннит работала… так же, как работал и Скабиор. Но не мог же Арвид всю жизнь жить за их счёт? И не просто не мог — не хотел.

И место в аврорате не могло ожидать его вечно, учитывая, что уже вот-вот из Академии должны были выпуститься очередные кадеты, а те, кто выпустился ещё при нем, получить звания.