Обратная сторона луны (джен)

Самым ярким и светлым событием первых дней пребывания в Мунго после полутора лет заточения для Сандры Фоссет стала, конечно же, свадьба Джимми Пикса и Фей Данабар. В остальном же время для неё разделилось между сном и бесконечными визитами разнообразнейших посетителей. К ней приходили все, кто только мог, начиная с родителей и заканчивая её супругом, с которым они давным-давно разошлись, но так до сих пор и не удосужились оформить развод, сохранив, впрочем, дружеские отношения. Их визиты Сандру скорее утомляли, чем радовали — потому что перед родителями она старалась держать лицо, улыбаться и убеждать их в том, что всё хорошо, и никакая помощь ей не нужна. Она была искренне благодарна им за то, что они принесли ей в палату одежду и оставили немного наличных денег, которые ей по-другому было никак не добыть, а кофе в буфете манило её со страшной силой, но общаться с ними Сандре было сложно. С мужем было намного легче — и именно его она попросила в какой-то момент отправиться с ней вместе на Диагон-элле за новой палочкой к Олливандеру.

— Ты должен спасти меня, Стеббинс! — сказала она, когда он в очередной раз пришёл к ней, не забыв захватить её любимое миндальное печенье с шоколадной крошкой. — Укради меня и отведи к Олливандеру — я не могу больше жить без денег и палочки!

И он украл — но прежде, чем отправиться за покупками, Сандре нужно было взять деньги из сейфа. Ключ от него лежал у неё дома — и они отправились в её небольшую квартиру в Сохо. Впрочем, Реджинальда Сандра попросила её подождать — не потому, что стеснялась продемонстрировать ему наверняка заросшую пылью за прошедшие полтора года квартиру, ей просто не хотелось возвращаться сюда в первый раз с ним.

Пыли действительно было много — не помогли даже наглухо закрытые окна — но ключ отыскался там, где она его оставляла, и Фоссет, стараясь не оглядываться пока что по сторонам, быстро спустилась вниз и, взяв мужа под руку… пока ещё мужа, вдруг чётко осознала она. Давно пора было поставить в их браке точку, но за много лет они с Реджинальдом так и не собрались это сделать. Взяв его под руку, Сандра, оглянувшись, попросила его аппарировать — и они наконец-то отправились в Гринготтс.

Конечно, для того, чтобы попасть в сейф, который Фоссет до сих пор делила со Стеббинсом, было бы вполне достаточно просто его компании — но ей хотелось явиться туда хозяйкой не только в собственных глазах, но и выглядеть таковой перед гоблинами. А складывая в кошелёк галеоны, сикли и кнаты, Сандра подумала, что после развода нужно будет, наконец-то, завести собственный. Но пока что речи об этом не шло, и из Гринготтса они с Реджинальдом отправились к Олливандеру.

Палочка нашлась быстро — почти такая же, как была, из тех же материалов, она даже внешне выглядела похоже. Выпуская сноп разноцветных искр, Фоссет на мгновенье почувствовала себя будущей первокурсницей, вспомнив, как гордилась, когда получила, наконец, палочку, и как ждала распределения в Хогвартсе. Она была совершенно уверена, что попадёт в Гриффиндор, и Райвенкло в первый момент стал для неё неожиданностью — но уже в первый же вечер Фоссет, познакомившись с соседками по комнате, решила, что ей определённо повезло: вместо глупых девчачьих бесед, прелесть которых она оценила только через несколько лет, а в детстве полагала никчемными и бессмысленными, они весь вечер соревновались, перечисляя, кто какие заклинания уже — пусть и в теории — знает, и делились друг с другом, кто кем собирается стать. Ничего, насколько Фоссет помнила тот разговор, не сбылось — у неё-то так точно: в одиннадцать лет она твёрдо намеревалась стать самым лучшим зельеваром на свете и создать зелье, которое позволит превращаться в любое животное, даже волшебное, однако первые уроки у Снейпа заставили её по-новому взглянуть на перспективы профессии.

Когда и почему она задумала стать аврором? Она не помнила в точности тот момент — но помнила и год, и человека, которому была обязана этим решением. Это был её третий курс, когда в Хогвартс поступил Гарри Поттер — на которого она, разумеется, очень хотела тогда посмотреть. Она помнила, что он её заинтересовал: мальчик как мальчик, невысокий, жилистый и лохматый. Вроде бы ничего особенного — вот разве что шрам на лбу... который был закрыт чёлкой. Тогда с трудом можно было предположить, что он спасет волшебный мир, а уж что станет её начальником — на такое даже у Трелони вряд ли хватило бы пороху.

А потом выяснилось, что профессор, что вёл в прошлом году маггловедение, внезапно переквалифицировался в преподавателя ЗОТИ, а ещё стал странно одеваться, заимел отвратительный запах и заикание… а потом, вместо того, чтобы по старой доброй традиции переломать себе ноги, обзавестись какой-нибудь мерзкой чешуёй или просто податься на поиски сгинувших цивилизаций, взял и таинственно умер.

Эта смерть — о которой она тогда, конечно же, толком ничего не узнала, кроме самого её факта — потрясла Сандру. В то лето она начала выписывать «Ежедневный Пророк», надеясь узнать оттуда что-нибудь о результатах расследования… которое, конечно же, должно было быть! Но там ничего так и не появилось — и тогда Фоссет впервые задумалась о том, что хотела бы иметь возможность самостоятельно проводить такие расследования.

Когда Сандра узнала, что в следующем учебном году преподавать ЗОТИ им будет сам Гилдерой Локхарт — который, чего уж скрывать, очень нравился ей в её четырнадцать лет — она с нетерпением ожидала начала занятий. Разочарование от нового преподавателя было огромным — Сандра помнила, как на первом же уроке со всё возрастающим недоумением смотрела на этого обаятельного красавца, несущего какую-то несусветную чушь обо всём, кроме его собственной прекрасной персоны, и никак не могла понять, как этот человек мог написать все те книги, на обложках которых красовались его портреты, и за что, ради стоптанных чулок Ровены Райвенкло, ему дали орден Мерлина.

Ответ на этот вопрос она получила в самом конце своего четвёртого курса — и тогда же поняла, что хочет, видимо, быть аврором, потому что именно в их компетенции были, на её взгляд, разгадка и предотвращение подобного безобразия.

Дементоры в школе, а затем и смерть Седрика Диггори заставили её приложить все усилия, чтобы её поступление в Академию Аврората было вопросом почти решённым. Но окончательно в правильности своего решения Фоссет утвердилась не без помощи Долорес Амбридж — эта женщина надолго воплотила в себе всё самое отвратительное для Фоссет: категоричность, узколобость и уверенность в собственной непогрешимости. Всё, что она творила — начиная с создания Инспекционной дружины и заканчивая запретом сидеть слишком близко друг к другу и, тем более, целоваться, вызывало у восемнадцатилетней семикурсницы раздражение и возмущение. Глядя на неё, Сандра думала, что, когда она будет аврором, она непременно сделает всё, чтобы подобные люди никогда не попали в школу, да и в министерство, пожалуй, тоже, а если вдруг в Аврорат станут поступать анонимные жалобы, то никем и никогда они не будет проигнорированы. Сейчас эта мотивация ей представлялась смешной и наивной, но свой выбор Фоссет считала правильным — и впервые с момента возвращения из Билле Мёдба подумала, что, наверное, была бы рада вернуться. И даже, пожалуй, смогла бы…

Впрочем, размышления эти она пока отложила — потому что сейчас надо было решить куда более актуальный вопрос, который, по-хорошему, следовало решить уже очень давно, но у неё всё никак не доходили до него руки, да и необходимости в этом Фоссет прежде не видела. Но тогда, лежа в постели и видя, с какими неподдельными радостью и теплом неловко ввалился в её палату супруг, явившийся в Мунго на другой день после её возвращения и ставший одним из первых её посетителей — с коробкой её самого любимого печенья в руках и с букетом мелких кремовых роз, которые ей так нравились, а ведь они не жили вместе уже лет десять — а затем обнаружив, что он за всё прошедшие полтора года не попытался официально признать её мёртвой, а в их общем сейфе все её сбережения и вещи аккуратно ждали её на местах, Сандра ясно увидела, что пора. Иначе эта история никогда не закончится — и никто из них так никогда и не двинется дальше.

— Давай зайдём к Фортескью, — предложила она. — Съедим по мороженому… я сто лет мороженого не ела. В Мунго кормят, конечно, питательно, но… — она сморщилась и первой направилась в сторону знаменитого кафе.

Когда они устроились за столиком, и перед ними поставили вазочки с мороженым — посыпанными орешками и политыми карамелью шариками ванильного перед Реджинальдом и шоколадным с кусочками шоколада перед нею самой, Сандра сначала какое-то время молча и с наслаждением ела, позволяя лакомству таять на языке. Ей было так хорошо, что она чуть было не поддалась очарованию момента и не отказалась от запланированного разговора, но взгляд мужа, привычно почему-то напомнивший ей щенка сенбернара, которого ей снова предстояло оставить за дверью, придал ей решимости.

— Я очень благодарна тебе за всё, что ты сделал. Стеббинс, просто сознайся, это же ты платил за квартиру? — спросила она, привычно глядя ему в глаза.

— Никто не знал, что с вами случилось, — сказал он, будто оправдываясь. — Я подумал, ну что такое год… а вдруг ты однажды вернёшься. Не так уж и дорого.

— Я верну всё до кната, — безапелляционно заявила она. — Я не подумала сразу — надо было сделать это ещё в сейфе, и мне ещё предстоит вытянуть из тебя точную сумму.

— Ну что ты — зачем? — он запустил руку в свои светлые волосы и приготовился держать оборону — и она знала, что он поступит именно так. Она вообще очень хорошо его знала.

— Надо, — слегка улыбнулась она, и продолжила уже тверже: — Не хочу оставаться в долгу. Ты знаешь, я не люблю этого. А вообще — ты ведь понимаешь, что я не просто так тебя сюда позвала. Нам с тобой необходимо кое-что обсудить — давно следовало, да мы всё как-то… в общем, — она отложила ложку, — но он не дал ей договорить:

— Сандра, я так рад, что ты вернулась. Живая.

— Живая, — вздохнула она. Ну что ж — значит, просто не будет. Ладно…

— Ты знаешь, — продолжал он, — я всё это время думал — почему мы с тобой расстались…

— Потому что твои взгляды на отношения мужчин и женщин застряли где-то в эпохе Мерлина, — фыркнула она. — В крайнем случае, Основателей.

— А как мне ещё было реагировать на подобное? — привычно начал он заводиться, слегка покраснев, как это всегда с ним бывало, когда он пытался сдержать эмоции.

— Не устраивать истерик в присутствии посторонних? — иронично предположила она.

— Трудно было сдержаться, когда ты сказала, что если я не планирую присоединиться к вам прямо сейчас, то, может быть, я сварю на всех кофе! — возмущённо ответил он.

— У меня была тяжёлая ночь! — парировала она, закатывая глаза и с трудом удерживая улыбку. Как же легко было всегда его просчитать… Она до сих пор очень тепло относилась к мужу — но этот фарс давно надо было закончить.

— По вам был заметно, — буркнул он — всё ещё немного обиженно.

— Ты знаешь, — примирительно и немного устало произнесла Фоссет, — я думаю, наши текущие отношения пора узаконить.

— Звучит как брачное предложение, — слегка улыбнулся он, однако улыбка вышла печальной и понимающей.

— Я бы сказала, оно предполагает строго обратный характер, — улыбнулась она в ответ, так же грустно. — Давай, наконец, признаем, что нам обоим пора идти дальше. Давай подведем под нашим браком черту и оформим бумаги. Дружить мы сможем и так — но я хочу, чтобы моё формальное положение отражало действительность — да и сколько ты ещё своей Норе будешь морочить голову?

— Да она, — он замялся, — Привыкла уже… И не так часто мне об этом напоминает… как раньше.

— Давай скажем друг другу, что хватит — сколько она может ждать? Даже мои родители смирились уже с неизбежным. Редж, ты же всегда хотел много маленьких Стеббинсов, — пошутила она. — Просто признай, что пора. И если тебе будет от этого легче — давай я тебя обниму, хаффлпаффское ты недоразумение, — предложила она, протягивая через стол руку и крепко сжимая его пальцы.

— Мне этого не хватало, — вздохнул он, поднимаясь во весь свой рост. Она тоже встала, и они обнялись — крепко и, как Сандра надеялась, вполне по-дружески.

Развод они оформили через несколько дней — тихо, сообщив разве что своим родным и уплатив пошлину в министерстве. А потом Фоссет вернулась в палату — и опять начала изводить целителя Сметвика просьбами отпустить её, наконец-то домой. Ей казалось, что, если она окажется в своей квартире, ей станет легче…

Выручил её Поттер, которого она после долгих трудов сумела всё-таки убедить поддержать её и поспособствовать выписке — тем более, что она всё равно должна была являться в Мунго практически ежедневно.