Обратная сторона луны (джен)

…— Под лёд его затянуло, — уверенно проговорил Джимми Пикс, растирая свои замёрзшие руки. — Не найдём уже.

— Как ужасно, — вздохнула его напарница, тёмноволосая Фей Данабар, шмыгая покрасневшим от мороза носом. — А мы все смеялись…

— Мир несправедлив, — философски заметил Пикс. — Но они же действительно идиоты — то есть, я не хочу сказать, что они сами виноваты и всё такое, но…

Он замолчал очень красноречиво, и она не смогла удержать улыбку:

— Да идиоты, конечно, кто же спорит. Но такая жуткая смерть…

— Их же мать! — возмутился он. — Три волшебника, Фей! Не один — трое! Молчу о том, что они потащились в незнакомое место, не сверившись с календарём — но втроём против одного оборотня! Не Грейбек же — ну как так не суметь справиться? У меня в голове не укладывается!

— Они просто не видели его, вероятно, — предположила она, — а потом стало поздно… Мир несправедлив, да, — Данабар вздохнула.

— Всё, возвращаемся, — Пикс покосился на мирно поджидавшую их миссис Беттс, благодаря которой они и мерзли здесь. Та оказалась сквибом, а питомец её был не просто нелепой дворнягой, а помесью настоящего крапа⁽¹⁾ с королевским пуделем, не унаследовавшим двух хвостов, но в полной мере сохранившим свойственную породе разумность. Он-то и опознал в столкнувшемся с ней, как выяснилось, незадолго до своего самоубийства мужчине волшебника.

— Так-то он у меня смирный, — с удовольствием рассказывала отправившая срочную сову в аврорат миссис Беттс, когда к ней явились дежурившие в этот день авроры Пикс и Данабар. Она же охотно рассказала им все подробности происшедшего и показала то самое место, где они сейчас и торчали на пронизывающем ветру. — Но волшебство чует… только волшба в нём была какая-то не такая, недобрая, вот Бейб и облаял его, да так злобно… Я сразу же поняла, что дело нечисто… Вы знаете — он так бежал, так бежал, даже меня с ног сшиб — но вообще в этот утро все только и делали, что носились, меня вот дважды с ног сбили, второй, правда, оказался славным юношей, не в пример первому — и извинился, и очки мне подал… А этот так зыркнул — у меня аж сердце зашлось, я сразу поняла, что с ним что-то не то, и Бейб так на него лаял…

Опознать самоубийцу даже в отсутствии тела оказалось несложно: Эндрю Керк так и не вернулся домой после выписки из Мунго, что обнаружил явившийся без приглашения к нему в гости для профилактический беседы незадолго до полнолуния Джон Долиш, которого ждал лишь растерянный вопрос супруги мистера Керка: «А разве он ещё не в госпитале?» Куда тот делся, было неизвестно — а теперь вот стало понятно. Хорошо хоть нападений никаких больше не было — а то ведь он так и не являлся в Мунго за аконитовым. Спрятался, видимо, где-то, да и не вынес ужасов трансформации, решив, что не хочет так жить.

— Ну что, — вздохнул Пикс. — Кто жене сообщать будет — мы или Долиш?

— Он так сообщит, пожалуй, — нахмурилась Данабар. — Нет уж — давай-ка мы сами. А то он со своей каменной физиономией и дежурным: «Примите мои искренние соболезнования, мэм» способен одним этим человека на всю жизнь заморозить. Брр.

Она поёжилась и затянула поплотнее шарф, в очередной раз наложив на себя согревающие чары.

— Ну давай, — вздохнул он ещё раз. — Не любишь ты Долиша, — заметил он с коротким смешком.

— Да нет, — пожала она плечами. — Он отличный аврор. Только отзывчивости в нём — как в копчёной скумбрии, что, конечно, помогает работе в целом, но вот в таких частностях…

Они проводили домой миссис Беттс, пообещали зайти к ней ещё раз, для повторного снятия показаний — в целом, дело было простым и ясным, однако формальности этого требовали — и отправились в дом к погибшему.

— Ох, как же я не люблю это, — пробормотала Данабар, останавливаясь на пороге длинного одноэтажного дома с простой шиферной крышей и выкрашенными в зелёный цвет ставнями. В глубине двора виднелись другие постройки — Фей вспомнила, что погибший был ремесленником, кожевником, и вспомнила даже, что когда-то знала его немного по школе… Она вздохнула глубоко-глубоко — и постучала.

…— Покончил с собой, — медленно повторила Эмили Керк, худенькая женщина с неяркими тёмными волосами, собранными в простой конский хвост на затылке. Её домашняя мантия была совершенно простой, но явно недавно купленной и даже претендующей на некоторую элегантность. Она так и стояла посреди гостиной — небольшой комнаты, заставленной мягкой мебелью с обивкой в полоску и с вычищенным до блеска деревянным полом — и комкала в руках с аккуратными, покрытыми светло-розовым лаком ногтями платок.

— Мне очень жаль, миссис Керк, — искренне проговорил Джимми Пикс, а его напарница подошла к женщине и сочувственно сжала её запястье, а потом осторожно приобняла за плечи и отвела на диван, усадила туда и пристроилась рядом.

— Очевидно, он так и не смог смириться со своим обращением, — сказала она. — Мы пока не нашли тело — видимо, его затянуло по лёд, а "Акцио" на… человеке ведь не сработает. Я думаю, что весной…

— …мы надеемся найти вашего мужа весной, — поправил её Пикс, бросив на напарницу укоризненный взгляд и переведя его на стоящих поодаль, почти что у самого окна, подростков.

— Ясно, — зачем-то растянув губы в улыбке, проговорила Эмили. — Весной. Да.

…Когда авроры ушли, Эмили молча обернулась к растерянно глядящим на неё детям.

— Покончил с собой? — выговорила, наконец, Лоис. — Папа?

— А мы так больше и не зашли к нему, — сказал Лоренс, отворачиваясь к окну и обхватывая себя руками — и став в этот момент чрезвычайно похожим на своего отца.

— Он не хотел… Он просил нас не приходить, — беспомощно проговорила Эмили.

Только что ей казалось, что самое страшное с ними уже случилось — но теперь это страшное представлялось ей простой неприятностью… В конце концов, такое же иногда случается… И быть не может, чтобы оборотни все были… Мерлин, что же она наделала…

Эмили обессиленно опустилась на стул и закрыла глаза. Все недавние мысли — о том, как же они теперь будут жить, и как же теперь магазин и мастерская, и как же — соседи, и как с ним общаться, и каким он станет теперь, и не опасно ли быть с ним в одном доме, и какими будут те изменения, о которых её предупредили… и — будут ли… они же не обязательны… ей же сказали, что такое бывает… просто бывает… Что же она наделала…

Она не замечала, что плачет — и не видела, как вечно достающая младшего брата Лойс подошла к нему, села рядом и ткнулась в плечо, тоже заплакав, а он обнял её и тоже заплакал, всхлипывая ещё совершенно по-детски. Второй и четвёртый курс… ещё совсем-совсем дети. Лоренс так уговаривал их не слушаться отца и всё же пойти… Чего она испугалась? И пусть бы он изменился… Они ведь не сходят с ума, да она же всегда могла бы уйти — потом… А она бросила его там — одного… Конечно же, он прогнал их — что он ещё мог им сказать? Зачем же она послушалась… Ну оборотень, ну и что…

Она плакала и плакала, но слёзы не приносили облегчения — только выматывали и забирали с собой её силы.

Вечером они тихо разошлись по комнатам — спать. Эмили долго лежала в темноте на их большой супружеской кровати, обнимая подушку мужа, на которой ей чудился его запах, и всё так же горько и тихо плакала. Она и не представляла, сколько в ней, оказывается, слёз… Они текли и текли, но боль не утихала, а, кажется, становилась только сильней. Она так, кажется, и не заснула — просто лежала с закрытыми глазами, пока не пришло серое январское утро. Встать у неё сил не было — она вяло подумала, что дети же дома, и надо бы их накормить… и только натянула на голову простыню.

Ни Лойс, ни Лоренс её не трогали: Лойс сама приготовила завтрак, и они впервые за невесть сколько лет не поссорились и ничего не пролили и не просыпали во время утренней трапезы, и Лоренс сам потом отнёс в раковину посуду, а когда сестра её вымыла — вытер и убрал в шкаф. Это был последний день их каникул — завтра они возвращались в школу, просто пешком… Им нужно было всего лишь дойти до станции.

— А я всё время думал, как я вернусь, и все узнают про папу, — сказал вдруг Лоренс. — И что лучше бы он вообще умер.

— Я тоже, — помолчав, отозвалась Лойс. — Но мы же… это же не всерьёз было…

— Но он умер же, — отчаянно проговорил Лоренс. — А мы даже к нему не пришли ни разу.

— Мама ходила, — возразила Лойс. — Он… папа… он сам не хотел…

Она заплакала — и он, неожиданно оказавшийся единственным мужчиной в их осиротевшей семье, подошёл к старшей сестре и обнял её — и тоже расплакался.

— Я не поеду в школу, — сказала вдруг Лойс. — Не сейчас. Я не могу маму оставить.

— Я тоже не поеду, — быстро проговорил Лоренс.

— А твой квиддич? — грустно спросила Лойс. — Тебя же взяли в команду… ты так хотел…

— Да ну его, — дёрнул плечом Лоренс.

— Лэз, — вздохнула Лойс, прижимая брата к себе. — Давай больше не будем ругаться. Теперь как-то… глупо…

— Угу, — кивнул тот. — Пойдём к маме?

— Я не знаю… я не уверена. Я не знаю, — растерянно повторила она.

…Так что в школу они не поехали — но написали письмо своему декану, и получили ответ, что, конечно же, они могут пропустить пару недель.

А Эмили этого даже не заметила… Вернее, она заметила, конечно же, что дети дома — но забыла про то, что им пора уже было вернуться в школу. Она то буквально не отпускала их от себя — то, напротив, закрывалась от них в спальне и плакала, плакала, прижимая к себе пока ещё пахнущие мужем его вещи…

1) В россменовском переводе — "шишуга"

Вернуться к тексту