Обратная сторона луны (джен)

Аппарировал он сразу в свой домик, в котором за это время ничего почти не изменилось — разве что Гвеннит уже проснулась и сидела теперь на кровати, завернувшись в одеяло и подтянув колени к груди. Арвид оказался первым, кого она увидела — а Скабиора не разглядела, и он шагнул назад, в темноту, и тихо сел на ступеньки.

— Гвен, — Арвид, дрожа, подошёл к узкой кровати, на которой сидела, вжавшись в стенку и глядя на него с болью и ужасом, его любимая женщина. Гвеннит не плакала, как можно было бы ожидать — она просто отползала от него с каждым его шагом молча, а когда он подошёл совсем близко и, протянув руку, коснулся её предплечья, она медленно замотала головой, не сводя с него глаз, и прошептала с мольбой и отчаянием:

— Нет… нет-нет-нет! Уходи отсюда… Уходи от меня, Арвид!

— Гвен, — он присел на самый краешек, всё равно оказавшись совсем рядом с ней. — Гвен, послушай меня… пожалуйста. Я знаю, что наговорил тебе мой отец. Гвен, послушай! — умоляюще проговорил он, убирая руки, потому что она под его касанием замерла и глядела на то место, которого касались его пальцы, с почти животным страхом. — Выслушай меня, пожалуйста. Гвен. То, что он сказал — ложь. Ложь и обычная манипуляция, на которые он мастер.

— Нет, — она опять медленно и очень настойчиво замотала головой. — Нет. Он прав. Прав. Я чудовище… зверь. И я правда однажды могу убить тебя. И даже не пойму этого. Я убью тебя, Арвид, если ты не уйдёшь. Уходи. Пожалуйста, уходи. Уйди.

— Гвен, — проговорил он, не сводя с неё глаз, казавшихся сейчас почти чёрными из-за расширившихся зрачков. — Эту проблему очень легко решить. Если я стану таким же, как ты, ты больше не будешь для меня опасна. Мне просто нужно стать оборотнем — вот и всё. Если это единственный способ остаться с тобой — я это сделаю. В ближайшее же полнолуние. И тогда ты разрешишь мне вернуться? Подпустишь к себе такого же? Гвен?

К заполняющим её глаза страху и отчаянию добавилось выражение удивления, а потом и растерянности — она мигнула, потом замерла и проговорила неверяще:

— Ты… готов… стать… таким же? Ради меня?

— Готов, — он улыбнулся, чувствуя, как от облегчения, которое он почувствовал, когда из её голоса ушёл этот мертвенный ужас, ей стало тепло, и у нее начали подрагивать руки. — Я люблю тебя, Гвен. И это очень легко. Получится гармоничная пара, — пошутил он — и она слегка, еле заметно улыбнулась — одними глазами, но этого было достаточно, чтобы он мгновенно оказался рядом с ней и обнял её, и она не оттолкнула его — напротив, прислонилась очень устало, а потом, наконец, обняла и прошептала:

— Я не хочу никого убивать…

— Ты не будешь, — он прижал её к себе, притянул, взял на руки, пытаясь закрыть, защитить её от всего мира со всех сторон — но двух рук его на это, конечно же, не хватало. — Ты никогда никого не убьёшь. Я тебе обещаю… я клянусь. Я не позволю тебе. Я же аврор, — он нервно рассмеялся. — Ты никогда никому не причинишь зла.

— Я же чудовище, Ари… твой отец прав… я видела…видела, он показал мне, как это…

— Он подонок, — заговорил он быстро и горячо. — Трусливый и грязный подонок, который отлично умеет манипулировать и не имеет ни совести, ни чести, ни сердца… ничего. Он больше никогда не подойдёт к тебе даже близко, Гвен, — она подняла на него лицо, и он начал целовать его — торопливо, жадно и очень нежно. — Но я никуда не уйду от тебя. Никогда. Не гони меня, — он заглянул ей в глаза, и она, наконец, заплакала. И засмеялась.

И на сей раз он тоже заплакал. От облегчения, от того, что самое страшное всё же обошло его стороной, что он не потерял её всё же — и хотя он ещё не знал цену этого своего счастья, она его вовсе не волновала.

— Он сказал, что однажды я забуду выпить аконитовое, — прошептала она, позволяя ему привычно стирать слёзы большими пальцами. — Просто один раз позабуду — и всё. Оно ведь не срабатывает в таком случае, понимаешь? Один раз из семи — и всё…

— Я сделаю тебе напоминалку, которая не позволит забыть, — сказал он сквозь слёзы, тоже улыбаясь и счастливо глядя в её светло-серые глаза, сейчас полные слёз и в то же время невероятно счастливые. — А лучше даже не я, а закажем её у самого лучшего мастера. И ты никогда не забудешь, что бы ни было. Ну, а если и так — то я ведь аврор, Гвен. Я умею останавливать оборотней. Ты никогда не причинишь мне вреда — просто не сможешь. Я клянусь тебе.

— Правда? — прошептала она.

— Правда, — он кивнул — и она, глубоко-глубоко вздохнув, потянулась к его губам — и они умолкли на какое-то время, потому что ведь разговаривать и целоваться одновременно неудобно.

— Только не делай с собой ничего, — попросила она, вдруг прервав поцелуй и поглядев на него почти испуганно. — Ты такой ужас придумал… Не надо, пожалуйста!

— Я не буду, раз ты не хочешь, — кивнул он, ласково и серьёзно ей улыбнувшись. — Но не вижу в этом ничего страшного или особенного. Ну оборотень, ну и что…

— Нет! — она опять замотала головой — плача, и это было привычно и совсем не так жутко. — Нет, Ари! Не надо…

— Тогда не гони меня, — попросил он. — И не убегай от меня больше. Я всё равно же найду тебя. Видишь?

— Вижу, — она улыбнулась — и спросила: — Но как? Как ты меня тут отыскал? И… и где Крис? — вспомнила, наконец, она.

— Не знаю, — заулыбался он. — Но это он привёл меня сюда. Так что, он наверняка не против.

— Крис? Крис тебя привёл? Сам?

— Крис. Привёл меня. Сам, — он засмеялся и подумал, что больше всего сейчас хочет просто лечь и уснуть — рядом с ней. Силы кончились так внезапно, словно его кто-то заколдовал — он читал о подобном эффекте, конечно, и ему даже не раз приходилось наблюдать на других, как многочасовое напряжение, внезапно закончившись, полностью лишает человека сил, заставляя его буквально засыпать на ходу. — Я был неправ в отношении него, — признал он легко. — Он добрый, сильный и умный. Хотя всё, что я про него говорил, всё равно правда. Но это не важно.

— Важно, — возразила она. — Я ему рассказала… не хотела — но рассказала… он как-то так спрашивал, что…

— Я знаю, — кивнул он. — Но я и так бы тебя нашёл. Обошёл бы всю Британию, если бы понадобилось — и отыскал.

— Ты правда думаешь, что сможешь меня остановить, если что? — спросила она очень серьёзно.

— Правда, Гвен. Я готов доказать это тебе любым способом, который тебя устроит.

— Я тебе верю, — сказала она, закрывая глаза. — И я… Я так рада, что ты здесь… Я думала, что я умру без тебя, — прошептала она совсем тихо. Он уложил её и лёг рядом — они обнялись и почти сразу уснули, прижавшись друг к другу так крепко, что пожелай того хозяин этого домика, ему бы тоже нашлось место на этой узкой кровати.

…А Скабиор, оставив их наедине, вернулся в Лондон и, проведя остаток ночи в борделе, с утра ждал у министерства, держа в поле зрения тот самый общественный туалет, который по непонятной ему причине был выбран в качестве входа в Атриум министерства. И когда увидел, наконец, нужного ему человека, оказался рядом с ним так быстро, что тот даже заметить его не успел, пока Скабиор не заступил ему дорогу, демонстративно разведя в стороны пустые руки, дабы не оставить ему шанса сказать потом, что он заподозрил его в нападении.

— Мистер Долиш, — проговорил Скабиор, глумливо усмехаясь. — Какая внезапная встреча. Надо же.

— Скабиор, — если не ошибаюсь, — сказал Долиш. — Чем обязан?

— Я буквально на минутку, — заулыбался он. — Проходил мимо — и не удержался, решил глянуть на вас… Я смотрю, вы не слишком удивлены, верно?

— У вас ко мне дело? — холодно спросил тот, поднимая руку с невесть откуда взявшейся в ней палочкой.

— Да ну что вы? Какое у меня может быть дело к вам? — покачал головой Скабиор, демонстративно разводя в стороны пустые руки. — Мне просто очень уж хотелось поглядеть на человека, который так скверно воспитал собственного сына, что тот даже предпочёл компанию такой же твари, как я, любящим отцовским объятьям. Это ведь так необычно: аврорский сынок, выбравший себе в спутницы оборотня… Вы знаете, — продолжил он почти интимно, нагло пользуясь тем, что Долиш при всём желании не мог сейчас, в маггловской и весьма многолюдной в этот утренний час части Лондона применить к нему какое-либо заклинание, — вам очень повезло, что война уже давно кончилась. Потому что лично меня очень занимает вопрос: а смогли бы вы арестовать своего сына, если бы пришлось? Если б, к примеру, нас и связавшихся с нами объявили сейчас вне закона — как это было с магглорождёнными при Лорде? У Крауча, помнится мне, пороху хватило — а вот у вас с этим как? Мне кажется, что смогли бы, — проговорил он, оценивающе оглядывая его, замершего и словно окаменевшего посреди улицы. — Ну, хорошего дня вам, господин аврор, — Скабиор помахал ему, поклонился шутливо, развернулся — и растворился в утренней лондонской толчее.

Однако эта встреча оказалась не единственным сюрпризом, ожидавшим Джона Долиша в этот день. Ближе к обеду в их отдел вошёл его сын. Не обращая ни на кого внимания, Арвид прошёл через комнату, подошёл к сидящему за своим столом отцу, придвинул себе стул, наложил на них заглушающие чары и сказал:

— Есть разговор.

И, не дожидаясь реакции отца, заговорил жёстко и тихо:

— Слушай меня очень внимательно, ибо этот наш с тобой разговор — последний. Если ты ещё раз позволишь себе что-то подобное, я в ближайшее полнолуние отыщу оборотня, который меня укусит и обратит. А не найду — обездвижу того, кто откажет, порежу себе руку и сам занесу себе в рану его слюну. И тогда проблема отпадёт раз и навсегда. Я надеюсь, ты достаточно меня знаешь, чтобы понимать, что я не шучу. Это первое. А второе — сына у тебя больше нет. В нашу прошлую встречу ты запретил мне возвращаться в твой дом — на сей раз я сам не желаю тебя больше знать. Кем бы я ни считал тебя прежде, я никогда не думал, что ты — трус, дурак, подлец и подонок. Я ошибался. Очень жаль. Прощай.

Он встал, снял чары, развернулся — и быстро вышел, оставив отца сидеть за его столом, растерянного, ошеломлённого и ещё не до конца осознавшего то, что сейчас услышал. Кто-то подошёл к нему и сказал что-то, но Джон Долиш просто не услышал его — и, посидев так ещё какое-то время, молча встал и вышел, даже не убрав со стола бумаги. И до ночи бродил по улицам — просто так, бесцельно, не замечая, куда несут его ноги, не заметив прошедшего дождя, вымочившего его буквально до нитки, не заметив даже, как погас день, и пришла темнота — такая же, как та, что была сейчас у него внутри.