Обратная сторона луны (джен)

Отыскала она его в неприглядном крохотном кабачке — откуда Скабиор, едва она подошла к нему, буквально выволок её, неприятно схватив за плечо, и на пороге категорично приказал:

— Домой! — не решаясь аппарировать с нею насильно, ибо, как известно, самостоятельную аппарацию беременные переносят не в пример лучше совместной. И уже дома первым делом прошипел, даже не дав ей толком прийти в себя: — Никогда больше даже не думай там появляться! С ума сошла? Приключений на свою… себе захотела?

— Здесь был Поттер, — проговорила она тихо — и он, задохнувшись и проглотив всю почти приготовленную уже речь, тут же остыл и, подойдя к ней, обнял, прижал к себе и шепнул:

— Прости, маленькая. Я испугался просто. Что он сказал?

— Ничего нового, — тоже шёпотом проговорила она, прижимаясь к нему и тоже обнимая привычно. — Сказал, что они никого не нашли… и что… что мне будут отдавать его жалование, и чтобы я обращалась к нему, если что… Крис, он не верит, что он вернётся, — сказала она, наконец, то, ради чего его и искала. — Он не сказал — но я видела же…

— Ясно, — помолчав, сказал Скабиор, задумчиво гладя её по плечам. — Ну, а ты? Ты сама веришь?

— Верю, — тут же кивнула она. — Я знаю, он жив. А значит, вернётся. Он не бросит меня… нас. Никогда. И вернётся, как только сможет.

— Я тебе верю, — он поцеловал её волосы. — Я верю тебе.

— Неправда, — грустно улыбнулась она. — Я же чувствую.

— Правда, — вздохнул он. — Во всяком случае, буду верить.

— Ты поживёшь тут со мной пока? — попросила она, поднимая голову и смотря на него умоляюще. — У нас тут и душ есть, — добавила Гвеннит с улыбкой, — и детская пока свободна…

— Ну, неужто брошу тебя тут одну беременную? — усмехнулся он, крепко прижимая её к себе. — Поживу, конечно. Да я и привык уже, — пошутил он. — И душ…

Вот так он и остался здесь, в доме, который так недавно купили и отремонтировали на свой вкус Гвен и Арвид. Наверху было две комнаты, в одной из которых была супружеская спальня, а в другой предполагалась детская — вот в ней-то Скабиор пока и обосновался. Жить в комнате с выкрашенными в кремовый цвет стенами, на которых были нарисованы бабочки и цветы, было немного странно — и он даже себе не признавался в том, что ему там нравится. Постепенно он перенёс сюда много своих вещей — не мотаться же было за каждой книжкой или рубашкой на Оркнеи… и — привык. Привык к тому, что возвращается всегда в этот дом в холмах, неподалёку от которого были замечательный лес и озеро, а вот все поселения, напротив, были весьма далеки. К тому, что каждый вечер и утро можно принимать душ — в подвале стоял огромный котёл, который в отличие от старого бойлера в Совятне, не требовалось кипятить самостоятельно. К тому, наконец, что его здесь ждут…

Огромным сюрпризом стала и для Гвеннит, и для Скабиора та линия поведения, которой придерживался Главный Аврор в отношении семьи своего пропавшего подчинённого. Когда тот зашёл через неделю после этого своего визита — просто проведать Гвеннит, а заодно принёс с собой фрукты — Скабиор счёл это за несколько избыточную, но всё же формальную любезность. Однако когда он через неделю пришёл снова, на любезность это списать было уже нельзя — и Скабиор предположил бы, что тот решил приударить за Гвеннит, однако шестой месяц беременности делал это предположение слишком невероятным. Да и не чувствовалось в нём подобного интереса… Так и пошло: Поттер появлялся еженедельно, по четвергам, и они быстро привыкли к этим его визитам. Приносил с собой фрукты и сладости, а ближе к родам повторил, что, какая бы помощь ни понадобилась Гвеннит, она всегда может рассчитывать на них с женой — в конце концов, у них трое детей, а у него есть ещё и крестник, с которым он, Гарри, возился с двухмесячного возраста — и если когда-нибудь Гвеннит не с кем будет оставить малыша в полнолуние и следующие за ним пару суток, он будет счастлив помочь. Тем более, что крестник у него — полуоборотень… «Сын Люпина», — сообразил Скабиор, но вопросов задавать никаких не стал.

Сам он с Поттером практически не общался — сидел, как правило, молча в углу гостиной и делал вид, что читает, никогда, впрочем, не оставляя их наедине. Не потому, что не доверял… он бы, пожалуй, и сам не смог объяснить, почему. Ему вообще не хотелось сейчас оставлять Гвеннит одну — и если бы не необходимость время от времени добывать средства к безбедному существованию, он бы и вовсе не выходил никуда, особенно с тех пор, как та перестала, наконец, ходить на работу.

Ничего не изменилось и после родов — разве что Поттер стал приносить ещё и еду, что-нибудь вроде домашнего пирога или запеканки, причём делал это с таким видом, словно это было самое естественное дело на свете. Гвеннит постепенно привыкла к нему — ребёнка на руки не давала, конечно, но начала даже иногда позволять играть с ним.

Поиски пропавших тем временем продолжались — однако по-прежнему не давали ни малейшего результата. Вернее, результатов как раз было много: так, в частности, резко «просел» чёрный рынок, ибо заниматься контрабандой теперь стало слишком опасно, и многие решили притормозить с этим хотя бы на какое-то время. Скабиор тоже был в числе этих «кого-то» — и хотя он, в отличие от большинства остальных, в данном случае, склонен был, скорее, соглашаться с принятыми мерами, очень надеясь, ради Гвеннит, что те принесут нужные результаты, но с практической стороны лично ему от этого понимания было не легче.

Воровать он сейчас тоже несколько опасался — не потому, что боялся самого факта ареста, а потому, что очень не хотел оставлять Гвеннит совсем одну. И поэтому у него на данный момент осталось, фактически, всего два источника дохода: шулерство и воровство с другой стороны Статута — у магглов. Это было, конечно, совсем не так интересно и, в некоторой степени, почти стыдно — потому что те-то вообще никак защититься от него не могли, однако чувство стыда было ему практически незнакомо, а деньги есть деньги — главное было как можно меньше использовать магию, брать не слишком заметные вещи и не зарываться: к примеру, выбирать не слишком любимые украшения, на которых не было следов запаха владелицы, или брать лишь часть найденных в тайнике денег. Он бы и вовсе на время прекратил этим всем заниматься, однако сбережений у него никаких не было, а жить на деньги Гвеннит было для него настолько немыслимым, что подобная идея даже не приходила ему в голову.

Так что время от времени деньги он добывал — и продолжал бывать в той же «Белой Виверне», где дела обделывать было проще и быстрее всего. Впрочем, приходил сюда теперь он нечасто и исключительно по делу. В «Спинни Серпент» Скабиор по-прежнему заходил регулярно: отказаться от одного из любимейших своих видов досуга он, безусловно, не мог, а вот кабаки его интересовать перестали совершенно — дома было и лучше, и вкусней, и спокойнее, даже несмотря на периодический детский плач. Впрочем, маленький Кристиан, как назвала сына Гвеннит, к некоторому его смущению и большой гордости, был спокойным и совершенно здоровым ребёнком, плакал нечасто и, как правило, по делу — возможно, поэтому его слёзы совсем и не раздражали ни саму молодую мать, ни его, Скабиора.

Но сегодня дел было много — и он сидел в «Белой Виверне», задумчиво глядя в опустевшую кружку пива и решая, заказать ещё, или на сегодня ему уже хватит, и даже не задумываясь о том, что ещё несколько месяцев назад подобная мысль вообще не пришла бы ему в голову. И пока он пытался принять это непростое решение, к нему за столик подсела какая-то женщина и спросила, явно волнуясь:

— Доброго вечера, господин Скабиор. Вы позволите вас угостить? Что вы пьёте? Пиво? Или, может быть, что-то другое?

Он вскинул брови и, посмотрев на неё, удивился ещё сильнее: на женщину, подсаживающуюся с подобными предложениями за стол к мужчине, она походила, как гиппогриф на цветочную фею — под пятьдесят или старше, она была одета чисто, добротно и просто, сильно тронутые сединой волосы были собраны в немного небрежный пучок, а на лице из косметики была только неяркая розово-бежевая помада. Где-то он её точно видел уже… где?

— Пиво, — сказал он, пытаясь вспомнить, как же её зовут — и из этого уже вывести, что же ей может быть от него надо. — Тёмное.

Она обернулась и неловко помахала бармену рукой — Скабиор повторил её жест, и почти сразу перед ним очутилась запотевшая кружка с переливающейся через край плотной белой пеной. Он сделал глоток и поглядел на свою нежданную собеседницу вопросительно:

— Чем обязан?

— Я — Бесс Понтнер, — торопливо проговорила она и поправилась: — Элизабет. Бесс. Можно просто Бесс или Бесси.

— Бесс, — повторил он, наконец, вспомнив. Младшая сестра вечного должника Родди — несчастная, в общем-то, женщина, и с мужем у неё не заладилось, и брат-игрок, и сына одна растит… растила, он, вроде, должен уже быть взрослым. — Ну, Бесс так Бесс… чем могу?

— Я, — у неё задрожали губы, и Скабиор с тоской подумал, что, видно, чем-то крепко обидел когда-то Моргану, потому что она с невероятным упорством раз за разом шлёт ему плакс. — Я не знаю, кого ещё и просить о помощи… Если кто и может помочь мне, то только вы, господин Скабиор.

— Помочь? — недоумённо переспросил он. — Чем помочь-то?

Что он, собственно, про неё знал? Да ничего, если подумать, особенного: брат у неё был беспутный, вечный игрок, делающий ставки на всё, на что можно было, причём по большей части редкостно неудачно — а когда деньги у него заканчивались, а это происходило часто, он с лёгкостью брал их у сестры. Говорили, что её любовник, пока был жив — а был он довольно известной личностью, Джеффри Золотой Клык — не однажды спускал Родди с лестницы… но при чём тут он, Скабиор? Он того Джеффри не сказать, чтоб любил — если уж вспоминать его, то они не были врагами, оборотни редко всерьёз враждовали друг с другом, но взаимной симпатии никогда не испытывали.

— У меня сын, — быстро заговорила мисс… или миссис? Вроде мисс. — Гарольд, Гарольд Джеффри.

Скабиор чуть пивом не подавился. Да, в Лютном всегда любили и громкие, и символические имена, он сам не стал исключением — но чтоб вот такое… Гарольд Джеффри Понтнер. Г. Дж. Потт… в смысле, Понтнер. Моргана и Мерлин. Поттеру рассказать, что ли? Вот она, слава. Во всей, так сказать, своей полноте.

Повеселев от такой идеи, он улыбнулся, сделал большой глоток и дружелюбно кивнул:

— Сын, говоришь… да ты успокойся. Рассказывай. Я не кусаюсь, — привычно пошутил он — она почему-то вдруг всхлипнула, видно, вспомнив своего… стоп. Гарольд ДЖЕФФРИ? Да ладно! Какие, однако, любопытные новости… жаль, он уже лет пять… да нет — все шесть или семь, как сгинул в Азкабане. Интересно, сколько он протянул там — три месяца или всё же четыре?

Скабиор взглянул на собеседницу с куда большем интересом — и она, торопливо ему улыбнувшись, положила на стол свои выглядящие куда старше лица руки, некрасивые и натруженные, с распухшими, деформированными суставами и красноватой шершавой кожей, с зажатым в них носовым платком.

— Гарольд — он был в детстве таким замечательным и хорошим мальчиком! — быстро заговорила она, заглядывая ему в глаза. — И учиться ему всегда нравилось, и послушным был, и помогал мне всегда…

— Я понял, — оборвал он её — потому что таким матерям, какой, судя по всему, была эта Бесс, только дай возможность похвалить своего сыночка — до утра слушать будешь. — Он был замечательным сыном — пока… что стряслось-то?

— Пока не узнал про отца, — горько вздохнула она и шмыгнула носом. — Это же было в газете — когда Джеффри арестовали, — проговорила она так просто, будто бы была за ним замужем, и все знали, кто такой этот Джеффри. Хотя, что уж… мало нашлось бы в Лютном народу старше десяти лет, кому не было бы знакомо это имя. Но вот про то, что Бесс была у него в любовницах, знали уже немногие — откуда же она знала, что он, Скабиор, был среди них? — Мы тогда так поссорились, — грустно продолжала она, — и моего дорогого Гарри с тех пор словно бы подменили…

Скабиор хмыкнул на это «Гарри», решив, что непременно расскажет о нём прототипу — прямо вот в ближайший четверг и порадует героя магического мира.

— Сочувствую, — нетерпеливо проговорил он, — но всё же — от меня-то тебе чего надо?

— Помощи! — умоляюще проговорила она. — С Гарри… с ним… такая беда случилась…

Она расплакалась, и он, скривившись — святая Моргана, скажи, что мне сделать, чтобы это безобразие, наконец, прекратилось? Ну, невозможно уже! — протянул ей свой чистый платок, раз уж своим, что держала в руке, она почему-то воспользоваться не желала. К его радости, женщина замотала головой и, утирая слёзы тыльной стороною ладони, проговорила:

— Вы простите… я просто… я как обо всём этом подумаю… в общем… с полгода назад после одного полнолуния он вернулся оборотнем, — наконец, выговорила она — и вновь разрыдалась.