Обратная сторона луны (джен)

Мужчины остались одни. В ванной зашумела вода — Скабиор развернулся и ушёл в кухню, оставив Долиша одного. Тому не хотелось оставаться на ужин — Гвеннит была совершенно права, он не желал есть в одном доме с… этим. Но понимал, что, если уйдёт сейчас, то, скорее всего, потеряет возможность сюда вернуться — потому и решил остаться. Однако вышедшей из ванной комнаты Гвеннит хватило одного взгляда на него, чтобы понять, что делает он это практически против собственной воли — и… она обрадовалась, потому что ей и самой совсем не нравилась эта идея.

— Вам не обязательно оставаться, — сказала она, обхватывая себя руками. — Приходите с женой в воскресенье в четыре — но обещайте, что не будете даже пытаться трогать Кристи.

— Спасибо, — кивнул он, пытаясь отыскать ещё какие-нибудь слова — но не нашёл и просто повторил: — Спасибо.

— Хотите ещё раз увидеть его? — вдруг предложила она. — Я принесу.

— Хочу, — он кивнул, глядя на неё жадно и облизывая враз пересохшие губы.

— Тогда подождите, — она развернулась и пошла к лестнице, а он, чувствуя, как бешено колотится от волнения сердце и как ладони становятся влажными и холодными, прислонился к стене — и Мерлин, как же ему сейчас хотелось курить! Ощущая во рту вкус табака, он сунул руку в карман, вытащил портсигар, раскрыл и несколько раз с жадностью вдохнул запах — он закурит, непременно закурит, но не сейчас. Чуть попозже. Он прикрыл глаза и опустился на корточки, прислоняясь спиною к стене.

— Мистер Долиш, — услышал он, наконец.

Открыл глаза — и вскочил. Гвеннит стояла рядом, держа на руках бодрствующего сейчас ребёнка — тот улыбался и глядел на мир младенчески серо-голубыми глазами. Джон подошёл — совсем близко, но руки спрятал за спину и сцепил в замок, чтобы удержаться от соблазна вновь коснуться ребёнка.

— Я не помню сына в этом возрасте, — сказал, наконец, Джон. — Не помню, каким он был. Не могу понять, на кого он похож… а глаза, кажется, ваши.

— Дети меняются, — сказала она, пристально и настороженно за ним наблюдая. — Сейчас мои… может, потом поменяются. Я бы хотела, чтобы он был похож на Ари, — добавила она мягче.

Он дёрнулся от прозвучавшего имени — это нежное домашнее «Ари»… так же называла Арвида его мать — сам Джон всегда использовал только полное имя. Вновь стало больно — в горле снова возник привычный уже холодный иглистый комок, и воздух привычно словно сгустился, с некоторым трудом проходя в лёгкие. Ари… Перед глазами возникло лицо его сына — такое, каким оно было во время их последнего разговора в аврорате. «У тебя больше нет сына»… Теперь вот, действительно, больше нет… и не будет. Оттуда не возвращаются. Никогда.

Он вдруг заплакал — впервые за… сколько же десятилетий? Когда он вообще плакал в последний раз? Отступил назад, отвернулся и как мог быстро пошёл к двери. Плакать было тяжело, непривычно и стыдно, но остановиться у него никак не выходило — и он не заметил, конечно же, неслышно вышедшего в коридор Скабиора, который забрал малыша у Гвеннит и подтолкнул её к Долишу, взглянув на неё очень требовательно и выразительно. И она послушалась — но, на сей раз не просто подчиняясь, а во многом по собственному желанию — подошла, тронула его за плечо, сказала тихонько, ужасно смущаясь видом плачущего мужчины:

— Я всё равно буду ждать его. Давайте вместе?

Она обошла Джона, заступая дорогу — и вдруг обняла, горячо и порывисто. И от этого неожиданного объятья какая-то преграда у него внутри лопнула и прорвалась, наконец, выпуская наружу всю ту боль, которой он жил последние месяцы… нет, уже даже годы — с тех пор, как дверь их дома в последний раз закрылась за сыном. Он плакал и плакал, позволяя ей обнимать себя и не чувствуя больше к ней ни отвращения, ни ненависти, ни презрения — а Гвеннит долго-долго стояла, обнимая его, а потом то ли решилась, то ли сдалась, и тихонько погладила его по прокуренным и давно, кажется, не мытым волосам. И этот её немного неуверенный и, в то же время, невероятно искренний жест добил окончательно его — он уронил голову ей на плечо и тоже, наконец, обнял, как обнимал бы дочь, если бы она когда-нибудь была у него.

Они долго стояли вот так — а потом Гвеннит осторожно повела его назад в гостиную и усадила на диван, сев вместе с ним и продолжая его обнимать. От неё пахло молоком и детской присыпкой, а от рук ещё яблочным мылом, и этот коктейль запахов, новый и незнакомый, навсегда с этого дня связался в сознании Джона с его невесткой. Он успокоился постепенно — просто выплакался, наконец, за все эти годы, и понял, что, кажется, опять засыпает, и надо немедленно уходить — но Мерлин, как же ему не хотелось возвращаться в собственный пустой дом с никому не нужной там ёлкой.

А вот здесь ёлки не было почему-то… почему, кстати? Он поднял голову и спросил:

— Почему у вас нету ёлки?

— Мы не успели, — она совершенно не удивилась его вопросу. — До Рождества ещё почти что неделя — мы думали ставить послезавтра.

— А у нас есть, — для чего-то сказал он. — Зачем только теперь…

— Хотите — мы как-нибудь придём к вам в гости? — выпалила вдруг Гвеннит, сразу же уточнив: — Не прямо в Сочельник, конечно, но в какой-нибудь из святочных дней…

Будь бы здесь Скабиор, он бы за голову схватился от подобной невинной бесцеремонности — но его не было здесь сейчас, а Долишу было не до этикета — он, онемев, задохнувшись от её слов, смотрел на неё, не веря тому, что услышал.

— В гости? — переспросил он. — Придёте?

— Да, мы втроём, — она улыбнулась так хорошо знакомой что Арвиду, что Скабиору улыбкой, которой прежде сам Джон ни разу не видел у неё на лице: открыто, светло и совершенно по-детски. — Я с двумя Крисами, — она засмеялась собственной шутке — и только потом спохватилась и вспомнила, всё-таки, о приличиях: — Ой, то есть, если это удобно, конечно, простите, пожалуйста, что я как будто навязываюсь, я просто…

— Приходите, — выдохнул он, понимая, что ему в высшей степени наплевать сейчас на то, что он собирается впустить в свой дом вместе с ней бандита и вора. — Приходите. Когда вам удобно. Вы просто мне сообщите — и приходите. В любой день.

— Я просто не соображу сейчас, когда точно мы сможем… я вам напишу завтра или послезавтра, можно?

— Можно, — кивнул он, улыбаясь. — Конечно, можно.

Ему стало, наконец, очень тепло — но вместе с холодом из него ушли последние силы, и он снова прикрыл глаза, просто чтобы собраться, а потом встать, наконец, и вернуться домой — но не нашёл в себе сил сопротивляться, когда Гвеннит мягко надавила ему на плечи, а потом отодвинулась, потянув его вниз:

— Вы ложитесь… полежите немного, — услышал он как сквозь вату её мягкий голос. — Это ничего, вы просто передохните…

Он уснул, кажется, прежде, чем головой коснулся подушки — но на этот раз это был нормальный человеческий сон, который наконец-то принёс с собой почти забытый им отдых.

…Джон проспал на диване в гостиной Гвеннит почти сутки — его никто не будил и вообще не трогал, только ботинки сняли и укрыли всё-таки сверху лёгким покрывалом. Гвеннит же, когда поняла, что он крепко заснул, поднялась наверх, в спальню — ту, которая когда-то принадлежала им с Арвидом, и в которой теперь жила она с малышом, отдав пока что Скабиору вторую. Тот, впрочем, сейчас сидел у неё — держал на коленях маленького и что-то негромко читал ему вслух. Гвеннит прислушалась — это были стихи, кажется, она когда-то уже слышала их, но имени автора, конечно, не помнила.

— Ну? — спросил Скабиор с любопытством, отрываясь от книги. — У тебя такой загадочный вид… что там внизу?

— Кажется, я напросилась в гости, — сказала она смущённо, подходя к ним и присаживаясь на подлокотник кресла, в котором сидел Скабиор. — С тобой.

— Расскажи, — попросил он, кладя книгу на пол. — Что за гости?

— Да как-то само вырвалось… он сказал, что у них уже стоит ёлка, но непонятно, для кого и зачем — и я предложила прийти к ним в гости с вами обоими в какой-нибудь пред— или послерождественский день, — она улыбнулась смущённо и потёрлась носом о его плечо. — Ты же сможешь пойти со мной?

— В гости к Долишу? Да непременно! — он рассмеялся — громко, и тут же зажал себе рот, опасливо косясь на своего крестника.

— Так ты согласен пойти к ним в гости?

— Конечно, — он улыбнулся невероятно довольно.

— Тогда надо решить, когда… и он там снова заснул, — она выпрямилась и вздохнула.

— Ну, ещё бы, — кивнул он. — Хорошо ещё, что просто спит, а не вырубился серьёзнее. Пусть его… или он мешает тебе? — он вопросительно приподнял бровь.

— Да нет, — покачала она головой. — Мне жалко его, — призналась Гвеннит. — И я не могу больше на него злиться… с тех пор, как ты сказал, — она вздрогнула от одного воспоминания, — не могу.

— Вот и славно, — кивнул он ещё раз. — Если он с утра не проснётся — ты бы написала его начальству и предупредила хотя бы, куда он подевался. А то его ещё и уволят, — он усмехнулся и встал, взяв малыша на руки. — Однако ужинать мы с тобой всё же будем?

— Будем, конечно, — кивнула она, тоже вставая. — Пойдём.