Обратная сторона луны (джен)

Скабиор оказался прав, и узнал он об этом быстрее, чем мог даже предположить. Собственно, это произошло следующим же поздним утром, когда он, только проснувшись, завтракал в одиночестве: Гвеннит, не спавшая вместе с плакавшим сыном всю ночь, под утро уснула вместе с успокоившимся мальчиком, и Скабиор, разумеется, и не подумал её будить. Было около полудня, когда он спустился вниз, забрал с крыльца утренний номер «Пророка» — и, развернув его, восхищённо присвистнул, разглядывая роскошный, во всю ширину полосы, снимок рогатого Уоткинса, немного смущённо улыбающегося прямо в камеру. Статья под броским заголовком «Волк спасает оленя» красочно и восторженно рассказывала о том, что, видимо, не так давно принятый министерством закон об общественных работах, как бы это ни было парадоксально, действительно способствует перевоспитанию даже таких всем известных личностей, как мистер К. Г. Винд.

«Вор, контрабандист, оборотень, бывший егерь (и, как утверждают проверенные источники, во время войны входивший в ближайшее окружение небезызвестного Ф. Грейбека) и, в то же время, человек, ставший первой ласточкой в этом несколько спорном начинании органов правопорядка, демонстрирует нам всем пример высокого гражданского долга, — радостно повествовала газета. — Мы можем наблюдать пример трогательнейшей заботы мистера Винда о случайно пострадавшем от жестокой, хотя и, бесспорно, талантливой шутки своих коллег скромном сотруднике Департамента магических игр и спорта мистере Ф. Уоткинсе, который прошлым вечером обзавёлся удивительно внушительным, но неудобным украшением. Продолжение истории о приключениях рогатого мистера Уоткинса и комментарии очевидцев читайте на стр.4.»

— День твоей славы, — фыркнул он, сворачивая газету и отправляясь на кухню.

Там-то его и нашла сова — самая обыкновенная почтовая сова, которая, когда он её впустил, бросила ему на колени конверт — и тут же вылетела в окно. Поскольку с некоторых пор Скабиор потерял доверие к подобным нежданным письмам, конверт он вскрывал ножом, придерживая его полотенцем. Внутри оказался прямоугольник очень плотного пергамента с приглашением «Дорогого мистера К. Г. Винда» на чай к мистеру Тарквинию МакТавишу сегодня в пять часов вечера — и извинения, что, поскольку, в силу ряда обстоятельств, камин в доме оного временно перекрыт, мистера Винда будут ждать с половины пятого до половины шестого в «Белой Виверне». К нему подойдут.

Скабиор, отбросив полотенце, покрутил приглашение в руках. Ну вот, он, всё-таки, и попался… в целом, следовало, конечно, ожидать чего-то такого. Но как же досадно… что, стоило это вчерашнее развлечение сегодняшнего визита? Вернее, того, что за ним воспоследует?

— Ладно, — пробормотал Скабиор. — Мы ещё поглядим, кто кого, мистер Чайник.

В «Виверну» он явился без четверти пять: не слишком рано, чтобы не показаться услужливым или напуганным, но и не слишком поздно, дабы не выглядеть грубияном. К нему действительно подошли — высокий плотный волшебник с совершенно пустыми глазами, который, оглядев его с ног до головы так, словно бы он был флоббер-червём, кивнул, призывая идти следом. Они вышли на улицу и, пройдя мимо нескольких переулков, свернули, наконец, в один из них, где его спутник так же молча вложил ему в руку что-то маленькое — и стиснул. Мир сжался, стремясь вывернуть Скабиора наизнанку — и отпустил его в каком-то большом помещении, какие Скабиору доводилось лишь в сельской местности, похожее не то на амбар, не то на овин. Его встречали — на сей раз куда более любезно: подошли, протянули руку, помогая устоять на ногах, встречающий даже предложил воды — Скабиор вежливо отказался. Потом его внимательно осмотрели, словно обыскивая, а затем в руку опять вложили портал в виде использованной пивной крышки и снова сжали — и через пару секунд Скабиор обнаружил себя на заднем дворе увитого плющом домика. Дверь была недвусмысленно приоткрыта, а обзор окрестностей закрывали высокие кусты остролиста, росшие по периметру небольшого и очень ухоженного дворика.

Едва Скабиор ступил в дом, то услышал бодрый мужской голос, приглашающий его проходить дальше. Скабиор пошёл звук и очень скоро оказался в небольшой уютной гостиной с пышным диваном и светлыми креслами в цветочек, с мягким ковром и резным сервантом, кажется, из ореха. У окна с эркером стоял небольшой овальный стол с вышитой скатертью, накрытый для чая на двоих, рядом с которым стоял невысокий рыжеволосый мужчина с большой лысиной, маленьким брюшком и весёлым хитрым лицом, одетый вполне по-маггловски: никаких мантий, только штаны, заправленные в высокие сапоги, белая рубашка со шнуровкой да ярко-зелёный жилет.

— Кристиан Винд, больше известный на улицах под именем Скабиора! — воскликнул он, радостно протягивая ему руку. — Очень, очень рад познакомиться! Польщён и счастлив!

— Рад знакомству, — тоже заулыбался Скабиор, пожимая его небольшую широкую руку. — Наслышан о вас, мистер МакТавиш.

— А я-то о тебе! — подхватил тот, беря его под локоть и подводя к столу. — Прошу, садись, устраивайся поудобнее... Чаю?

— С удовольствием, — кивнул Скабиор, садясь и улыбаясь совершенно невинно.

— Лимон? Молоко? Сахар? — МакТавиш взялся за чайник.

— Сахар. Спасибо, — кивнул он.

— Ты знаешь — я тоже пью просто чёрный с сахаром, — с удовольствием проговорил МакТавиш. — Молоко, на мой взгляд, убивает вкус чая… не говоря уже о лимоне. Я лично считаю, если ты любишь лимоны — пей лимонад. И незачем портить хороший чай. Такое кощунство!

— Совершенно с вами согласен, — поддакнул Скабиор. Ему очень хотелось, наконец, перейти к делу, но он отлично знал все эти танцы — и, что поделать, плясал. И даже, как правило, получал от этого удовольствие.

— Возьми пирожное, — любезно предложил МакТавиш, придвигая ему изумительной красоты фарфоровое блюдо с маленькими пирожными. — Я сам очень люблю вот эти, — указал он на крохотную корзиночку с голубыми кремовыми бабочками. — Угощайся. Чувствуй себя, как дома.

— У вас очень уютно, — улыбнулся Скабиор, кладя указанное пирожное на специальную тарелочку — на чайном сервизе тоже порхали бабочки, на его чашке жёлтые, а на чашке хозяина — голубые.

— Благодарю покорно, благодарю… очень, очень рад, что тебе здесь нравится, — довольно проговорил МакТавиш, садясь, наконец, на своё место. — Читал, читал о тебе, — он достал откуда-то сегодняшний номер «Пророка». — Это так благородно — заботиться о чужих детях! — он восторженно посмотрел на Скабиора, и того бросило в дрожь ото льда, сверкнувшего в самой глубине его весёлых голубых глаз. — Говорят, мальчик очень похож на отца… в свое время я хорошо Джеффри знал, а увидел мальчика — и вправду, одно лицо! Как удивительна бывает природа!

— И не говорите, — кивнул Скабиор, слизывая остатки действительно вкусного крема с губ, а потом вытирая их салфеткой. Танцы на сей раз кончились быстро — да и то сказать, кому-кому, а МакТавишу-то особой необходимости в них никогда не было.

— Однако, как бы я ни был впечатлён подобным заступничеством, — всё так же улыбаясь, продолжил МакТавиш, — я вынужден констатировать, что твоё вмешательство всё весьма усложнило.

— Мальчик меня сам позвал, — пожал плечами Скабиор. — И эти рога уже были. Я всего лишь ухватил кусочек их славы.

— Скромность — прекрасное качество, — одобрительно проговорил МакТавиш, — люблю скромных людей. И тебя она очень украшает… но, к несчастью, тут я никак не могу согласиться: ведь, если б не ты, мальчик наверняка бы пришёл к своим друзьям, и они, я уверен, помогли бы ему завершить начатое. И дело было бы сделано — пускай даже и с некоторой задержкой. А ты, — он печально вздохнул, — помешал мальчику возвращать долги. Что совсем никуда не годится… ты так не думаешь?

— Откуда мне было знать? — возразил Скабиор, понимая уже, что проигрывает, и стараясь сделать это хотя бы с достоинством.

— Ай-ай-ай, — покачал головой МакТавиш. — Так мальчик даже и не сказал ничего? Не предупредил своего благодетеля? Как некрасиво… как нехорошо, — он осуждающе вздохнул. — Однако, сказал или нет — а ты помешал ему доделать его работу. И я не говорю, конечно, что ты должен был помочь ему довести всё до конца, но простого «нет» с твоей стороны было бы вполне достаточно. Но я вижу, что тебя волнует судьба мальчика — вы так хорошо смотритесь вместе на колдографии, все втроём, — он улыбнулся и положил себе на блюдечко очередное пирожное.

Скабиор молчал, глядя на него с вежливой и слегка вопросительной полуулыбкой, однако чувствовал он себя весьма неуютно. Разговор свернул совсем не туда — он был готов к беседе о долге Гарольда, но совсем не подумал о вот таком повороте. А ведь это было куда серьёзнее даже самых заоблачных сумм: МакТавиш, похоже, сводил всё вовсе не к ним, а совсем, совсем к другому, к тому, что невозможно вернуть никакими деньгами.

Лет пять бы назад Скабиора подобный поворот, возможно, даже порадовал — ибо денег у него не было тогда точно так же, но в то время он был свободен и, что греха таить, куда легче относился к некоторым вещам. Но сейчас…

— Ты знаешь, — доверительно продолжал тем временем МакТавиш, — я с годами стал ужасно сентиментален… Такая забота о, я позволю себе сказать, соплеменнике, надеюсь, что этим тебя не обижу, — он поглядел на Скабиора вопросительно и встревоженно, и тот, улыбнувшись любезно, в ответ покачал головой, — так вот, такая забота дорогого стоит… и если б я только мог — я бы просто отпустил и тебя, и юного Гарри… но я полагаю, это будет просто неправильно, — очень тепло проговорил он, глядя Скабиору в глаза. — Совершенно неправильно и непедагогично. Долги следует отдавать… это важно. Наш мир держится на соблюдении договорённостей, — вздохнул он. — Кто я, чтобы рушить эту традицию?

Скабиор кивнул и, с некоторым трудом удерживая ни к чему не обязывающую улыбку, взял в руки чашку — просто чтобы чем-нибудь их занять. Он попался — попался, как последний мальчишка, как будто бы ему опять восемнадцать и он не знает законов, по которым живут такие, как он. И главное правило Лютного — не вмешивайся, когда не надо. Проходи мимо и будешь целей. Противопоставить МакТавишу ему было нечего — не идти же ему в аврорат, в самом деле. К тому же, он ведь не один… не было бы у него Гвеннит и Кристиана — плевал бы он на МакТавиша. А сейчас…

А сейчас он, по сути, задолжал ему чью-то жизнь, так или иначе, но помешав Гарольду довести дело с Уоткинсом до конца. А за это платят отнюдь не деньгами… хотя кто как, разумеется. Но вряд ли МакТавиш позволит ему вот так просто отделаться.

— Но я тебя совсем заболтал… прости старика, — добродушно проговорил МакТавиш, напрочь игнорируя тот факт, что был старше собеседника всего-то на девять лет. — У меня ведь просьба к тебе. Мне помощь нужна, как раз по твоей части.

О как.

Это было весьма любопытно. Скабиор постарался скрыть блеск в глазах, переведя взгляд на коробку с пирожными и взяв оттуда первое попавшееся — с шапочкой ярко-красного крема, на верхушке которой сидела крохотная божья коровка. Значит, открытого шантажа не будет… как интересно. Он осознал, что быть мистером «Первая полоса» может быть сомнительное, но всё-таки, преимущество — ну и МакТавиш наверняка прекрасно знал про четверговые визиты мистера Главного Аврора в их с Гвеннит дом. Надо будет купить Поттеру… что он пьёт, интересно? Виски, наверное — ну не сливочное же пиво, и вряд ли вино. Но купить надо будет. Обязательно.

— Чем могу? — любезно поинтересовался он, откладывая пирожное на свою тарелку.

— Уладить один деликатный вопрос, — улыбнулся МакТавиш. — По возможности, без крови, конечно… но уж как выйдет. Время сейчас жестокое… куда катится мир.

Действительно. То ли дело лет двадцать назад — как раз Лорд возродился. Вот тогда да, гуманнейшие времена были. А нынче…

Скабиор, впрочем, поддакнул:

— Не говорите… как страшно жить. Что за вопрос?

— А я в благодарность, — словно не слыша его, продолжил МакТавиш, — просто забуду обо всей этой истории, и очень тебе буду признателен… и в знак этой своей признательности даже мальчика отпущу — раз уж так вышло, что ты его под своё крыло взял. И с удовольствием стану каждое Рождество поднимать бокал за здоровье твоей очаровательной дочери и малыша-крестника. Дети — это такая радость! — он чуть подался к Скабиору и поглядел вопросительно.

Однако взгляд его был холодным и жёстким.

Танцы и вправду закончились.

Разговор начался.

— Я слушаю вас, мистер МакТавиш, — наконец-то перестав улыбаться — и почувствовав, как у него от этой улыбки затекли мышцы — проговорил Скабиор.

— Сперва, — сказал тот, тоже перестав улыбаться, — давай утрясем формальности. Во, так сказать, избежание.

Он махнул палочкой, и на столе перед Скабиором появился пергамент. Текст контракта был совсем простым и не содержал, в общем-то, никакой конкретики — кроме обязательства о неразглашении и ещё некоторых обычных в таких случаях деталей.

Перо и чернильница обнаружились рядом: он перечитал договор ещё раз — и, подписав, отдал его МакТавишу. Попался, так попался… что уж теперь.

— Видишь ли, — с таким видом, будто рассказывал сказку, заговорил МакТавиш, складывая и пряча пергамент себе за пазуху, — арест и смерть Джеффри принесли всем нам множество неприятностей — ибо он сумел сделать то, чего, увы, не удавалось прежде никому ни до него, ни, главное, после. Он умел поддерживать на улицах мир — а вот после его несвоевременного ареста, скажем спасибо нашему доблестному Аврорату и лично мистеру Причарду, где бы он ни был, баланс был нарушен. И вот последние действия тех, кого ты должен неплохо помнить — их в народе называют волчатами — уже перешли все разумные границы и подбираются к неразумным. Но ведь ты эту историю знаешь: волчата отобрали у твоего подопечного некий ящичек… и дело даже не в нём — а в том, что сделали они это в очень неудачное время, и мне пришлось улаживать возникшие в результате проблемы весьма и весьма непростым образом. Но люди расстроены — весьма серьёзные люди, не чета мне, скромному домоседу, — он отхлебнул чай и продолжил. — В общем, ящик надо вернуть — но не просто вернуть, — поднял он вверх указательный палец, — а вернуть с извинениями и обещанием, что подобного больше не повторится. И очень желательно не затягивать с этим вопросом и успеть к следующему чемпионату по квиддичу — иначе у всех лопнет терпение и будет беда. Окажи всем вежливую услугу, Кристиан, — вкрадчиво проговорил МакТавиш, — уговори волчат вернуть чужое и извиниться. И тогда не потечёт по улицам кровь — а то ведь и тебе ботинки забрызгает и, не дай Мерлин, колыбельку твоего крестника тоже.

— Что было в ящике? — помолчав, сухо спросил Скабиор.

— Почему было? — удивился МакТавиш. — Они ящичек взяли — да замочек открыть не смогли, — с удовольствием проговорил он. — Впрочем, тебе — скажу… Но ты понимаешь ведь, что мальчику знать об этом совершенно не нужно? Он такой… непосредственный, — улыбнулся МакТавиш.

— Не скажу, — не хотел он играть в эти игры. Закончили же уже, вроде бы… как же он устал.

— А было там, Кристиан, — не обратив внимания на его лаконичность, продолжил в своей привычной манере МакТавиш, — шестьдесят двадцатичетырёхчасовых доз Феликс Фелициса. Зелье, к счастью, хранится долго и совершенно не портится в подходящих условиях… а они в этом ящичке вполне подходящие. Так что тебе нужно всего лишь его вернуть — вместе с извинениями и обещанием никогда так больше не делать. У них своя жизнь — у нас своя, — подытожил МакТавиш, — вот так пусть дальше и будет.

— Сколько у меня времени? — спросил Скабиор.

— Я ведь сказал, — укоризненно напомнил МакТавиш, — до следующего чемпионата. Нужна будет помощь — ты обращайся, — он улыбнулся. — Ты — человек занятой, я всё понимаю… Надо будет с крестником посидеть — я всегда с удовольствием, — добавил МакТавиш ласково.

— Буду иметь в виду, — кивнул Скабиор. Потом подумал немного и сказал: — У меня тоже есть условие.

— Условие? — изумился МакТавиш.

— Просьба, если хотите, — усмехнулся он. — Оставьте мальчишку в покое. А то, пока я этот ящик буду искать, он с такими заданиями попадётся, пожалуй. И в чём тогда будет мой профит?

— Как это трогательно! — с умилением проговорил МакТавиш. — Хорошо. Но если не успеешь к чемпионату — не обессудь. С тобой мы тогда ещё побеседуем — а мальчику придётся отрабатывать ещё и невольный простой. Ну, а успеешь — значит, ему повезло, — он развёл руками, вновь превращаясь в радушного и веселого домоседа. — Но я смотрю, ты спешишь. Молодёжь-молодёжь, — посетовал он, призывая откуда-то фирменную картонную коробку с логотипом кондитерской Шугарплама (ставшей особенно популярной после того, как к шоколадным лягушкам и тыквенному пирогу волевым решением его невестки-француженки, приходившейся родней Фортескью, добавилась собственная, удивлено вкусная и изысканная продукция) и взмахом палочки укладывая туда пирожные. Затем он уменьшил её до размеров маггловского спичечного коробка и отлевитировал на стол перед Скабиором. — Прошу, возьми для дочурки, — ласково проговорил он. — Мне, старику, всё равно столько не съесть… и вообще на сегодня достаточно, — он похлопал себя по кругленькому брюшку. — А девочка кормит — ей будет полезно. И не тревожься — как для себя выбирал, — доверительно проговорил он, вставая.

— Благодарю, — Скабиор тоже поднялся и положил подарок в карман. — Как вас найти, когда всё будет готово?

— А ты сову пошли, — посоветовал МакТавиш. — Совы-то — они всюду летают…

Они попрощались, и МакТавиш любезно проводил его до двери — и уже на пороге протянул ему пустую жестянку из-под леденцов, которую Скабиору осталось лишь почти привычно уже стиснуть в руке — и исчезнуть прямо с заднего крыльца увитого плющом домика. А МакТавиш постоял ещё на пороге, потом затворил дверь, потёр руки и проговорил что-то вроде: «Ну-с, посмотрим».